Литературная деятельность Валерия Брюсова поражает своей многогранностью. Он известен как автор повестей и романов, драматург, переводчик, теоретик искусства, историк литературы и литературный критик, исследователь стиха, журналист, редактор, педагог, организатор литературной жизни… Но в сознании современников и последующих поколений он был и остался прежде всего поэтом. И действительно, самое важное и значительное в обширном литературном наследии Брюсова — это его поэтическое творчество.
Читая стихи Брюсова, нельзя не обратить внимания на упорно повторяющийся из сборника в сборник, из года в год мотив — образ пути, путника, скитаний по бездорожью или неустанного движения вперед, трудного восхождения.
Уже в стихах раннего периода, в 90-х годах, постоянно встречаются такого рода признания и автохарактеристики:
Мы путники ночи беззвездной,
Искатели смутного рая. (1895)
Или такие призывы:
Подымайте, братья, посохи,
Дальше, дальше, как и шли! (1899)
А вот строки 900-х годов:
Все каменней ступени,
Все круче, круче всход. (1902)
И в 1910-х годах, накануне больших исторических событий, опять:
Не знаю, но иду; мечу свой факел ввысь;
Ступени бью ногой; мой дух всхожденьем хмелен. (1914)
И наконец, после Октября вновь:
Одно лишь знаю: дальше к свету я
Пойду, громам нежданным рад,
Ловя все миги и не сетуя,
Отцветший час бросать назад. (1921)
Число таких цитат можно увеличить во много раз.
Путь этот, о котором постоянно говорит поэт, был непростым и нелегким, он изобиловал многочисленными изгибами и поворотами, подъемами и срывами. Откуда же и куда он вел?
Валерий Яковлевич Брюсов родился в 1873 году в Москве в купеческой семье, которая имела свои истоки в крепостном крестьянстве, а среднее поколение ее было уже затронуто влиянием передовых демократических и научно-материалистических идей 60-х годов. Но 60-е годы были уже в прошлом. Отрочество Брюсова приходится на сумрачные 80-е годы, а юность — на начало 90-х. Сам поэт впоследствии так характеризовал эпоху, когда начиналась его сознательная жизнь и формировались его взгляды:
Я вырастал в глухое время, Когда весь мир был глух и тих. И людям жить казалось в бремя, А слуху был не нужен стих.
Это было время тяжелой политической реакции, вырождения и измельчания традиций освободительного движения, разочарования в них, исчезновения интереса к социальным вопросам у значительной части интеллигенции, распространения теории «малых дел», роста обывательских настроений. Конечно, в недрах общества уже пробуждались и формировались новые социальные силы, готовился переход к новому, пролетарскому этапу революционного движения, однако молодой Брюсов, подобно большинству людей своей среды, был далек от тех общественных слоев, еще не видел этих процессов.
Обратим внимание на то, что в цитированных строках поэта говорится не только о политическом, но и о литературном безвременье. Если обратиться к поэзии тех лет, то мы увидим, что она действительно переживала явный упадок, идейное оскудение. В стихах подавляющего большинства поэтов преобладали мелкотемье, банальность, тусклое эпигонство, вялая, невыразительная форма, способная только дискредитировать любое общественное содержание.
В такой общественной и литературной обстановке начиналась поэтическая деятельность Брюсова.
Его ранние стихи были во многом порождены этим временем. На них наложила печать душная атмосфера тогдашней буржуазно-интеллигентской среды, лишенной настоящих гражданских идеалов и интересов, больших идей и устремлений. Отсюда крайний индивидуализм и эгоцентризм, нашедший отражение в этих стихах, аполитичность, демонстративное игнорирование социальной тематики.
«Я чужд тревогам вселенной», — откровенно заявлял поэт. А в другом стихотворении признавался: «Я не знаю других обязательств, / Кроме девственной веры в себя».
Вместе с тем молодому Брюсову было свойственно стремление как-то оттолкнуться от окружающей его среды с ее тусклым бытом, с ее трафаретной моралью, с ее шаблонным искусством, лишенным яркости и смелости. Начинающий поэт хотел найти какие-то новые пути, чувствовал потребность сказать какое-то новое слово. Первые шаги в этом направлении подсказала ему тогдашняя зарубежная литература.
В то время на Западе, и прежде всего во Франции, складывалось и развивалось новое течение в области поэзии, получившее известность под именем символизма или декадентства (от французского слова decadent — упадочный), поскольку его представители выражали преимущественно минорные настроения усталой души, утомленной от столкновения с грубой, прозаической действительностью. Стихи этих поэтов (П. Верлена, С. Малларме и других) произвели сильное впечатление на молодого Брюсова новизной, необычностью художественных средств, умением тонко передать разные оттенки сложных и противоречивых переживаний современного человека.
Увлеченный такими примерами, Брюсов задумывает стать вождем и организатором «новой поэзии» в России. В 1894 — 1895 годах он выпускает три небольших сборника под названием «Русские символисты», наполняя их преимущественно своими стихами и под своим именем и под разными псевдонимами. За этими сборничками, которые должны были продемонстрировать появление новой поэтической школы и в России, вскоре последовали персональные сборники молодого поэта с претенциозными иноязычными названиями: «Chefs d’oeuvre» («Шедевры», 1895) и «Me eum esse» («Это — я», 1897).
Чем же характеризовался этот ранний период брюсовского творчества? Наиболее отчетливо свою поэтическую платформу, свою тогдашнюю эстетическую позицию Брюсов формулирует в известном стихотворении «Юному поэту», содержащем три призыва: «никому не сочувствуй», «не живи настоящим», «поклоняйся искусству, только ему, безраздумно, бесцельно». Строфы этого произведения приобрели значение манифеста декадентской поэзии с ее ультраиндивидуализмом, оторванностью от общественной жизни, с ее откровенным аморализмом и отказом от гуманистических принципов, с ее культом самодовлеющего искусства.
Уходя от неприглядной действительности, поэт погружается то в мир неясных видений и бесплодных фантазий, то в душную сферу каких-то изломанных и болезненных переживаний, то в географическую и историческую экзотику. В его стихах на каждом шагу встречаются необычные, причудливые образы. Так, стихотворение о Москве начинается строкой: «Дремлет Москва, словно самка спящего страуса», а стихотворение о любви словами: «Моя любовь — палящий полдень Явы». Позже автор будет вспоминать эти свои опыты:
Я помню: в ранней тишине Я славил жгучий полдень Явы, Сон пышных лилий на волне, Стволы, к которым льнут удавы, Глазам неведомые травы, Нам неизвестные цветы…
М. Горький еще в 1900 году имел основание сказать о Брюсове, что он «является перед читателем в одеждах странных и эксцентрических, с настроениями неуловимыми».
Конечно, далеко не всё из декадентского реквизита первых брюсовских сборников следует воспринимать всерьез и считать выражением подлинных переживаний поэта. Здесь было много от стремления бросить вызов привычным эстетическим нормам, заставить обратить на себя внимание, эпатируя публику из «приличного» общества, привыкшую к чинной, шаблонной и в подавляющей своей части совершенно тусклой поэзии тех лет. Отсюда и пресловутое однострочное стихотворение «О, закрой свои бледные ноги», и «месяц обнаженный» (из стихотворения «Творчество»), который всходит «при лазоревой луне», и другие экстравагантные образы и мотивы.