О «грехах» господина Поливанова и пана Глуховского расскажут вахлакам люди пришлые, бывалые, много видевшие. В рассказе бывшего дворового человека Викентяя Александровича особенно важны два обстоятельства: дворовый человек гневно осуждает холопство слуг и не менее гневно характеризует с моральной стороны господина Поливанова. Источник «грехов» — преступная душа дворянина. Помещика оценивает мужик, поэтому нет никаких «декоративных украшений», нет смягчающих вину обстоятельств.
Классовая сущность Оболта-Оболдуева и Утятина раскрывалась только через их отношение к крестьянам. «Грех» же Поливанова распространяется на домашних, на родных и на представителей своего класса («Даже с родными, не только с крестьянами, был господин Поливанов жесток»).
Поводом для жестокости служит не экономический расчет (как у Оболта-Оболдуева) , не социальная привычка (как у князя Утятина), а черствое, прихотливое сердце самодура, которому приятно мучить людей. Это — последыш нравственный. Можно ли добиться от него осознания своего «греха»? Можно, но только очень дорогой ценой. Самоубийство холопа верного, тревожная ночь, проведенная в лесу среди волков, потрясли барина, и он признался: «Грешен я, грешен! Казните меня!
» А нужно ли такое моральное наказание? Бывший дворовый человек Викеитий Александрович подробно анализирует природу холопства Якова верного и осуждает его жертвенность. Отсюда это гневное определение: «Люди холопского звания — сущие псы иногда: чем тяже лей наказание, тем им милей господа».
В этих условиях есть необходимость найти более виновных и тем самым решить, каким путем идти, с чего начинать практическую борьбу за счастье. Итак, корень зла осознан. Спор о том, кто грешней, мужики закончили незыблемым выводом: всему виной — крепь, т. е. крепостное право.
Остается выяснить, каким же путем идти, чтобы уничтожить гнет. Ряды борющейся крестьянской массы пополняются и бывшим дворовым Викентием Александровичем, и солдатом Овсянниковым, и занимающимся извозом Игнатием Прохоровым, и захожим богомолом Ионушкой, и сектантом Кропильниковым, и разбойником Кудеяром, и представителем революционной интеллигенции Гришей Добросклоновым. Старообрядец Кропильников гневно, прямо в лицо кричит становому: «Ты враг Христов, антихристов посланник!
» В черновой рукописи он называется так: «старик из секты скрытников, Никифор, каргопол». Затем слово «каргопол» поэт убирает из текста. Слишком ясное для того времени слово. Некрасов постоянно интересовался расколом, внимательно следил за движением раскольников.
Изображая это движение, Некрасов оставил без внимания явно реакционные моменты в учении сектантов. Он проходит молчанием их увлечение допетровским укладом жизни, их отказ от брака, семьи, проповедь уничтожения детей. Некрасов ничего не говорит об участии «бегунов» в шайке разбойников. Ему важно другое — непримиримость, ненависть к притеснителям. Раскольники поддерживались народом потому, что свой гнев они направляли на царя, объявив его антихристом. Это выражение нового этапа в познании вопроса «кто грешней?
». Раскольники по всей Руси разнесли весть, что царь самый главный враг крестьян. На судах, в своих выступлениях перед крестьянами раскольники неистово продавали анафеме антихриста-царя и всех его слуг, до духовенства включительно. Раскольники проповедовали упорное непокорство и с фанатической последовательностью шли на гибель, но не сдавались. Некрасов именно такой тип бунтаря рисует в образе Кронильникова.
Превращение раскольника в глашатая революционной борьбы, изображение его как фанатика не каких-то отвлеченных доктрин, а реальных социальных, экономических интересов мужика, показ через него той вулканической ненависти, которая кипит в душах закабаленного крестьянства, — все это выражало одну из особенностей именно крестьянской революции. Чтобы показать внутреннее единство цели Кропильникова и народа, поэт туг же, описав арест раскольника, замечает: «И, как на грех, воинская команда утром грянула… Допросы! Усмирение! Тревога!
…Пророчество строптивого чуть в точку не сбылось». Революционное движение принимает многообразные формы. Его нельзя не заметить правительству, оно видно далеко за пределами России. В великом народном море, взволновавшемся «до самых глубин, со всеми своими слабостями и всеми сильными сторонами».