Сочинения по литературе: Особенности народного характера в прозе В. М. Шукшина на примере одного из рассказов. Общественная система тоталитарного типа нивелирует личность. Защитить ее берется искусство. С этой целью в конце 60-х годов В. Шукшин создает своего «Чудика». Брежневская цензура милостиво разрешает тому увидеть свет, ведь «что, мол, с дурачка возьмешь»…
Предложенная трактовка рассказа «Микроскоп» осуществляется в форме «отзыва на прочитанное произведение». Одним из элементов его является стилизация под авторскую манеру повествования. Шукшин представляет семью. Обычную. Глава ее — столяр. Если воспользоваться классификацией горьковского Луки («Вот, скажем, живут столяры и все — хлам-народ… И вот от них рождается столяр… такой столяр, какого подобного и не видала земля, — всех превысил, и нет ему в столярах равного.
Всему он столярному делу свой облик дает…»), то к последней категории персонаж Шукшина явно не относится. Как стал столяром? Ну, вышло так, получилось. А был ли выбор? Наверное, хоть и невеликий: шофер, электрик и т. п. (после семилетки).
Учиться дальше? Может быть, и хотел, но традиции среды — разве перескочишь? (Эдакого лба — кормить?!) Да и в особых талантах замечен не был. Короче говоря, Андрей Ерин скорее ремесленник, чем мастер. Во всяком случае, до нилинского Павлюка ему далеко. Работа от сих до сих. Иногда приносит, чтобы продолжить дома. Интереса ради?
Вряд ли. Скорее, из желания побыстрее «закрыть наряд», больше денег получить в зарплату. Детей — трое. Жена по этому случаю не работает.
На ней — дети и дом. Приходится изловчаться: денег маловато. Живут скромно. Однако без водки Андрей все равно обходиться не может. Ну не то чтобы изо всех сил налегал — жена держит в руках, да и совестно у своих детей отнимать.
Так она, жизнь, и катилась, дети подрастали. Старший вон уже в пятый ходит. Много чего интересного изучает. Отцу иной раз докладывается, особенно когда надо вслух потренироваться. Хороший паренек. Дружба у них.
За последнее время особенно отцу понравилось — про микробы. И это ж надо: так человеку досаждать! Тварь мел-котная!.. И так забрала Андрея эта проблематика, что он бросил пить водку. И…-«на это надо было решиться. Он решился».
Поступок состоял в том, чтобы обманным путем извлечь из семейного бюджета 120/рублей и купить на них микроскоп. Чтобы своими глазами всю эту дрянную мелочь увидеть и… Ну что дальше делать — там видно будет, а сначала надо разглядеть… Трудности местного значения заключались в том, что жена никогда на эту трату не пойдет и с ней не согласится. Скажет: новые шубки детям нужны, присмотрены уже. Ну а самое главное — на что он, микроскоп? Гвозди им, что ли, вколачивать?..
Ах, микробы рассматривать! Да лучше вон три новых кастрюли купить… Старые-то все уже клепаные-переклепаные!.. А уж если совсем главнейшее из главного называть, то и говорить не станет. Привыкла командовать, генеральша!
Чуть не по ней (достоинства оскорбление!) — так за сковородник и воевать. Вот характером-то Бог наградил! Не женщина — львица! Как в сказках про злую жену. Или как Простакова у Фонвизина в «Недоросле». Или как в романе Диккенса «Большие надежды»: мисс Джо Гарджери. Но школьное образование Андрея на седьмом классе оборвалось, и Диккенса он тоже вряд ли читал — и оттого характерность собственной жены усваивал с чистого листа, практически: в ходе довольно частых театральных представлений, главным бутафорским предметом которых служил сковородник.
Вот так они и жили. Так и трудилась женина душа в отношении мужа своего. И навряд ли в жизни этой женщины было что-нибудь более волнующе занимательное, чем этот театр. Так что отними его у нее, и жизнь бы сразу померкла.
Муж, впрочем, это постиг и великодушно разрешал себя унижать. Последствия? Были, конечно… Перестал шутить, например.
Не то чтобы вообще не умел. А вот как-то перестал, не шутилось, сник. Все чаще хотелось выпить, «встряхнуться», как говорится. А тут — микробы эти. И вдруг — ожил человек, купив микроскоп. Про водку, например, забыл. Шутить опять начал. Жене стал оказывать сопротивление…
Так что же произошло? Просто Андрей Ерин немножечко расширил горизонты своей жизни. В нем проснулся интерес исследователя (нормальное человеческое качество). Заниматься наукой в профессиональном смысле он, естественно, не мог. Как же тогда поименовать его увлечение? Существует такое понятие «наивная живопись». Это когда картины пишут художники, не имеющие высшего образования. Занятия Ерина по аналогии можно назвать «наивной наукой». Научного смысла они не имеют никакого, зато для самого Ерина значение их трудно переоценить.
С микроскопом в жизнь этого человека вернулось то, что давно перестало приносить столярное дело: увлеченность («Ночью Андрей два раза вставал, зажигал свет, смотрел в микроскоп… Неделю, наверное, Андрей Ерин жил как во сне. Приходил с работы, тщательно умывался, наскоро ужинал… Косился на микроскоп… Вдвоем с сыном часами сидели у микроскопа, исследовали»), эмоциональность («взволнованно стал ходить по комнате»), уважение окружающих (Зое Ериной «лестно было, что по селу говорят про ее мужа — ученый»). Работа с микроскопом стала для него тем, в чем он мог себя личностно проявить, чем был для его жены «театр».
Жизнь сделалась одухотворенной. Зоя Ерина, достойно ведшая дом и детей, но в последнее время переставшая «вести» мужа, чтобы возвратить возможность своего «театра», едет в райцентр, чтобы сдать микроскоп в комиссионку. Последняя реплика столяра Ерина полна шекспировской глубины: «Продаст. Да… Шубки надо. Ну ладно — шубки, ладно.
Ничего… Надо, конечно…» Продала.