От Эзопа до Крылова Кипящий водопад, свергаяся со скал. Целебному ручью с надменностью сказал… И. Крылов Хотя Крылов часто использовал сюжеты Эзопа, Лафонтена, Марциала, его произведения абсолютно самостоятельны. В конце концов и Пушкин не брезговал сюжетами французских, древнегреческих и древнеримских писателей! Но ведь его «Я памятник себе воздвиг нерукотворный…» не является самостоятельным произведением, хотя представляет собой вольный перевод из Горация. Дело в том, что в баснях Крылова появилась жизнь, а не голая дидактика, как у Эзопа, или унылая назидательность, как у Лафонтена.
Композиция каждой басни очень жесткая, сюжет полноценный. В миниатюрных рамках басни вмешается все: завязка, кульминация, развязка. Сюжетный рассказ не обременен настойчивой моралью, хотя она непременно присутствует. Но мораль не довлеет над стилистической конструкцией произведения и чаще всего завуалирована, как в «Квартете»: «А вы, друзья, как ни садитесь…» Или подана иронически: «Аи, Моська! Знать она сильна…» Крылов не только мастер сюжета. Его стих меняет свою ритмику согласно содержанию.
Он использует чередование длинных и коротких строф («Слон и Моська»), не брезгует звукоподражанием («Змея»), дисгармонией, аллитерацией («Квартет»). Синтаксис его басен очень объемен, конструктивно он позволяет воспринимать большие синтаксические формы как единый афоризм: «Слона-то я и не приметил», «Что ты посеешь — то и жни». Почти все басни Крылова написаны вольным ямбом. Тем не менее у него встречаются все стилистические приемы, которые используются при написании басен. У него великолепно сближен поэтический и разговорный язык, он образен и живописен: Перед окном Был дом. Ударил гром, И со стены Паук Упал… Кипящий водопад, свергаяся со скал, Целебному ручью с надменностью сказал… Уж сколько раз твердили миру, Что лесть гнусна, вредна; но только все не впрок, И в сердце льстец всегда отыщет уголок… В июле, в самый зной, в полуденную пору, Сыпучими песками, в гору, С поклажей и с семьей дворян, Четверкою рыдван тащился.
Известность всенародного баснописца, дедушки Крылова была настолько велика, что к его пятидесятилетнему юбилею император приказал выпустить специальную медаль, чествующую литератора.