С. Л. Попов Харьковский национальный университет имени В. Н. Каразина
В первый же день, чтобы угодить эфиопам, Кири остров назвал Багровым, в честь основного эфиопова цвета, и этим эфиопов, равнодушных к славе, не прельстил, а арапов обозлил.
М. А. Булгаков. Багровый остров
Современное состояние наук о человеке вообще и лингвистики в частности, как известно, уже невозможно рассматривать без обращения к центральному объекту соответствующих исследований – homo spiens, который лингвистов интересует как человек говорящий.
Изменение ментальности носителей русского языка в эпоху перемен стимулирует интерес исследователей к языковой личности, понятие которой введено в научный обиход Ю. Н. Карауловым 9] почти четверть века назад, то есть в то время, когда единственной значимой переменой в жизни социума была Перестройка. Последовавшие затем социальные потрясения, в целом демократизировавшие и даже раскрепостившие как социальное, так и языковое поведение носителей языка, лишь обострили внимание лингвистов к различным проявлениям языковой деятельности на фоне часто констатируемого засорения экологической системы русского литературного языка. С таким засорением продолжала и продолжает бороться фильтрующая экосистема русской кодификации, в целом еще противопоставляющая неправильное (по определению) просторечие явлениям литературного языка. Соответственно, появлялись и продолжают появляться новые типологии языковых личностей 8, там же см. обзор литературы], разрабатываются понятия индивидуального и группового речевых портретов 10], проводятся соответствующие психолингвистические наблюдения 7], появляются работы, посвященные метаязыковой рефлексии в постсоветский период 3].
В это же эпохальное время хоть и не весьма интенсивно, но все же поддерживается интерес к ортологическому («правильностному») аспекту языка, в том числе такому проблемному в познавательном и дидактическом плане, как диспозитивность (вариантность) грамматических норм 6; 5; 4; 18; 2]. Однако в целом диспозитивно-грамматическая ортология продолжает существовать изолированно от основного массива исследований, посвященных языковой личности.
Вероятнее всего, невнимание языковедов-персонологов к грамматической вариантности объясняется тем, что в своей пионерской работе Ю. Н. Караулов знание грамматической вариантности – как готовность выбрать ситуативно уместный грамматический вариант – поместил на нулевой (низший из трех предложенных) уровень в модели готовностей языковой личности 9 : 36-37]. Готовность, как известно, предполагает автоматизм. Это означает, что языковая личность на нулевом уровне своих готовностей должна автоматически, не задумываясь, выбирать уместный вариант грамматической нормы, как-то: туристСкИй или туристИческИй (пример «простоты выбора» варианта от Ю. Н. Караулова 9 : 36]), чернЫй кофе или чернОе кофе (это ведь теперь «разговорный» вариант (см. об этом ниже), – следовательно, нужно уметь его «выбрать»), встретил трОиХ друзей или встретил трЕХ друзей, Джон и Мария Апдайк или Джон и Мария АпдайкИ, я знаком с Робертом МатлинЫМ или я знаком с Робертом МатлинОМ, несколько автомобилей проехалО мимо или несколько автомобилей проехалИ мимо, большинство сотрудников курИТ или большинство сотрудников курЯТ, ждать поездА или ждать поезд и мн. др. Из такого автоматизма не менее автоматически следует приговор тому, кто этому критерию не соответствует: носитель языка, не обладающий готовностью употребить уместный грамматический вариант, не может претендовать даже на нулевой уровень готовностей языковой личности.
Жесткость требований Ю. Н. Караулова разделяется не всеми его последователями. Как пишет В. И. Карасик, «к числу дискуссионных относится вопрос о том, может ли каждый говорящий рассматриваться как языковая личность» 8 : 12]. Большинство лингвистов-персонологов дают утвердительный ответ на этот вопрос. Мы со своей стороны можем указать на то, что даже весьма осведомленные носители языка, в частности преподающие его на филологических, журналистских и подготовительных (для иностранных граждан) факультетах вузов четвертого уровня аккредитации, при выборе уместного варианта грамматической нормы иногда вынуждены надолго задумываться или же сразу обращаться к ортологической литературе. В этом нет ничего непрофессионального-некомпетентного, как может показаться на первый взгляд. Абсолютное знание различительных алгоритмов в сфере грамматической вариантности невозможно уже потому, что его просто не существует (не все различия изучены, и не по каждому различительному алгоритму имеется единодушие кодификаторов – см. 17]), как не существует и абсолютного владения языком. Л. П. Крысин во время сравнительно недавнего радиоэфира заметил: «Лев Владимирович Щерба – был такой замечательный лингвист – говорил, что человек изучает иностранный язык в школе, потом в институте и считает, что он его изучил. А родной язык он изучает всю жизнь, и никто о себе не решится сказать, что он в совершенстве им владеет. Потому что даже лингвисты или специалисты по орфоэпии и другим сферам языка не могут о себе такого сказать. Всё равно какие-то отклонения могут быть. И потом, постичь всё богатство языка – это, конечно, утопично» 14].
Рассмотрим такие пары:
ЧернЫй кофе – чернОе кофе. Знаменитый мужской род слова кофе, нелогичный грамматически, логичный разве что этимологически (как «помнящий» свою экзистенцию в виде кофей или кофий), о чем знают совсем не многие. Подавляющее большинство защитников мужского рода этого слова относится к радикально-консервативному крылу, которое не желает никаких перемен даже в случае таких откровенных противоречий, как парашют и брошюра с буквой ю. Они заносчиво считают себя грамотной кастой, но вправе ли кодификаторы не учитывать их мнение в случаях, когда грамматические противоречия отсутствуют, – вопрос не праздный. Кстати сказать, в Национальном корпусе русского языка видовые по отношению к кофе названия капучино, американо и эспрессо встречаются только в м. р.;
ОбуслОВливать – обуслАВливать. Здесь наблюдается удивительная борьба грамотных носителей за логичное, идущее от ударного о в совершенном виде (обуслОВить), о хотя бы в тех глаголах, которые еще колеблются в таком чередовании о-а;
2, 3, 4 новыЕ книги – 2, 3, 4 новыХ книги. И. И. Давыдов, А. М. Пешковский, Д. Э. Розенталь пытались найти объяснение употреблениям новыЕ для ж. р. и новыХ для м. и ср. р., потому что лингвистов не может не беспокоить отсутствие таких объяснений. Убедительных (работающих) аргументов они не нашли. Не находится им логического объяснения и сейчас. Тем не менее грамотным носителям языка нравится помнить логически странное установление: две новыЕ книги – потому что ж. р., но два новыХ стола, окна – потому что м. и ср. р.
Мнения и комментарии по актуальным проблемам современного русского языка, о реформе образования и ЕГЭ, материалы о реформе русской орфографии — в разделе