Сочинения по литературе: Поэтическое новаторство ранней лирики В. Маяковского Превыше крестов и труб, Крещенный в огне и дыме, Архангел — тяжело ступ — Здорово в веках, Владимир! М. Цветаева Впервые в литературу Маяковский вошел с появлением манифеста «Пощечина общественному вкусу», в котором излагается программа футуристов. Маяковский не просто входит в литературу, он врывается, вносит коренные изменения. В манифесте говорится что футуристы — «лицо нашего времени», предлагают «сбросить Пушкина, Достоевского, Толстого и прочих с парохода современности». Объявляют «непреодолимую ненависть к существующему до них языку».
Требуют «увеличение словаря в его объеме произвольными и непроизвольными словами», сознавая тем самым «слово-новшество». Футуризм оказал большое влияние на раннее творчество В. Маяковского. Как «слово-новшество» поэт, используя традиционные способы образования слов, создает свои, новые формы: издеваюсь, декабрый вечер, любеночек, наслезненные глаза, дождь обрыдал и другие. Коренное изменение внес Маяковский в технику русского стиха. Он установил новые методы рифмовки, которые близки к ораторскому слову. В своей статье «Как делать стихи?» Маяковский писал, что самое характерное слово он ставит в конец строки и подбирает к нему рифму. Маяковский нарушает так называемый силлабо-тонический стих, установленный реформой В.
Тредиаковского в начале ХVШ века, и создает тоническое стихосложение, в котором длина стиха определяется количеством полноударных слов. Маяковский использует лестничное строение стиха, где каждое слово — «ступенька» — имеет логическое ударение и содержит определенную смысловую нагрузку. Употребляя, на первый взгляд, обычные лексические единицы, иногда с новыми формами образования, Маяковский сумел создать ошеломляющие метафоры: «грудь ис-пешеходили», то есть исходили взад и вперед, вдоль и поперек. Часто ошеломляющая метафора разворачивается во всю строфу: Вот — я, Весь Боль и ушиб. Вам завещаю я сад фруктовый моей великой души. Практически в каждом произведении Маяковского в большом количестве содержатся метафоры — ошеломляющие, овеществляющие, развернутые; различные сравнения — «На цепочке Папомона поведу, как мопса» и другие, неологизмы, гиперболы, реже — прием контактного повтора («Слава, Слава, Слава героям!!!») В тематике всех ранних произведений В.
Маяковского есть нечто общее: человек большой любви, страсти, человек «для сердца» оказывается ненужным, неуместным, осмеянным. В них — крик боли, отчаяния, проклятия из-за лжи и подлости окружающего мира. Поэт в ожидании появления настоящего человека: «Опять, тоскою к людям ведомый, иду…». У поэта «тоска к людям», тяга к человеку; но вот, оглядываясь по сторонам, он видит, что перед ним вместо человека — какое-то странное существо, лишенное человеческого облика: Два аршина безликого розоватого теста: Хоть бы метка была в уголке вышита. Нет лиц, нет людей — такова основная мысль многих стихотворений раннего Маяковского. Через час отсюда в чистый переулок Вытечет по человеку ваш обрюзгший жир…
Жирные, лоснящиеся существа составляют массу окружающих. Если Блок в «Плясках смерти» писал: «Как тяжко мертвецу среди людей…», то о традиции молодого Маяковского можно сказать: как тяжело средь мертвецов живому. Экстраверт Маяковский обращается к людям, но не находит понимания. В этот период доля поэта — характерно обостренное чувство одиночества, близкое к лермонтовскому или есенинскому. Только если у Есенина — «я один… и разбитое зеркало» — это трагический финал жизни, то у Маяковского «мостовая моей души изъезженной» — трагическое начало. Есенин пришел к нам с естественной, природной гармонией, но уходит ли с ней Маяковский? И с гармонией ли?
Все чаще в ранней лирике проступают тюремные очертания, обозначается образ «жизнь — тюрьма», возникают ассоциации, несущие мысль о несвободе: бог, пойманный арканом в небе; городовые, распятые перекрестком. В стихотворении «Ко всему» этот образ разрастается до огромных размеров: … вся земля — Каторжник С наполовину выбритой солнцем головой! Жизнь в ранних стихотворениях Маяковского — несвободная, закованная, перечеркнутая тюремной решеткой. Полжизни прошло, теперь не вырвешься… … я в плену.
Нет мне выкупа. Оковала земля, окаянная. Я бы всех в жбви моей выкупал, Да в дома облесен океан ее! Жизнь заточена, «океан любви» обнесен в дома — такой предстает действительность в ранней поэзии Маяковского. Вместе с образом тюрьмы, «загона», закованной земли развивается в творчестве Маяковского другой образ, сначала трагически окрашенный, — образ солнца. Солнце у раннего Маяковского часто предстает в мрачном свете. Солнце — мучитель, проливающий кровь людей; солнце, едва просочившись в крохотную щелку, «как маленькая гноящаяся ранка», тут же прячется, тускнеет, побежденное мраком, теснотой. Солнце — «неб самодержец», жирных и рыжий, выезжающий «по тропам крыш».
Раннему Маяковскому мерещились «косые скулы океана», он мечтал о необъятных просторах жизни. Образ океана, как и образ солнца в ранние годы творчества, внутренне скован, несвободен. Как солнце заслонено решеткой, так и океан зажат в тиски. Любовь громадины, «сфинкса» Маяковского — грандиозная, великая: Любовь мою, Как апостол во время оно, По тысячи тысяч разнесу дорог. Поэт «прекрасно болен», у него «пожар сердца».
В поэме «Облако в штанах» любовь необходима, она прекрасна, даже если приносит боль: …сквозь жизнь я тащу Миллионы огромных чистых любовей И миллион маленьких грязных любят. Во «Флейте-позвоночнике» звучат ноты отчаяния; разрушение направлено на самого себя: «Все равно я знаю, я скоро сдохну». В стихотворении «Ко всему» Маяковский, называя себя «величайшим Дон-Кихотом» говорит: Любовь! Только в моем Воспаленном мозгу была ты! Была… Любовь уходит. И в поэме «Война и мир» поэт боится оступиться, потерять оставшееся: Оступлюсь — И последней любовишки кроха Навеки канет в дымный омут. В поэме «Человек» Маяковский — в пламени любви.
… только Боль моя Острей — Стою огнем обвеет, На несгорающем костре Немыслимой любви. Костер несгорающий, но любовь немыслима, а боль — все острей… И Маяковский бросается в другую стихию. От темы любви переходит к теме искусства,, поэта, его творчества.
В стихотворениях этой темы Маяковский говорит о необузданности, свободе творческой фантазии. Заявляет, что он не такой, как все. Его фантазия способна перевернуть мир: Ноктюрн сыграть Могли бы На флейте водосточных труб? Герой бросает вызов: он — «бесценных слов мот и транжир». Поэт чист, но не защищен от грязи окружающих, которые взгромоздились «на бабочку поэтиного сердца».
В стихотворении «Эй» ясно видно, что фантазия поэта действительно не знает границу: Эй! Человек, Землю саму Зови на вальс! В стихотворении «Поэт-рабочий» Маяковский доказывает, что работа поэта такая же, как и работа токаря, поэт — тоже «фабрика», деревообделочника — и голов людских обделываем дубы, рыбалка — «людей живых ловить, а не рыб», кузнеца — «мозги шлифуем рашпилем языка». И для Маяковского нет разницы между техником и поэтом. Они равны. Сердца — такие ж моторы. Душа — такой же хитрый двигатель.
Поэзия — главная, ведущая тема для молодого Маяковского. Я хочу одной отравы — Пить и пить стихи. Поэзия и жизнь поэта неразрывно связаны. Видите — Гвоздями слов Прибит к бумаге я. В поэме «Флейта-позвоночник» Маяковский оценивает свое творчество как что-то высшее, нечеловеческое: Забуду год, день, число.
Запрусь одинокий с листом бумаги я, Творись, просветленных страданием слов Нечеловечья магия. И вся поэзия раннего Маяковского — это фантастическая, неземная, «нечеловечья магия».