«Поэзия — баба капризная»(В. В. Маяковский и А. А. Вознесенский о назначении поэта и поэзии) ..Я шагну через лирические томики, как живой с живыми говоря… В. Маяковский Тема назначения поэта и поэзии в русской литературе не нова. Ей отдали дань Державин и Карамзин, Пушкин и Лермонтов, Некрасов и Блок, Маяковский и Вознесенский. Стихотворение Андрея Вознесенского «Разговор эпиграфом» — это прямое продолжение темы, начатой Владимиром Маяковским в стихотворениях «Юбилейное», «Сергею Есенину» и во вступлении к поэме «Во весь голос». Как и его великий предшественник, Вознесенский относится к поэзии серьезно, это не просто времяпровождение, а основательная и вдумчивая работа: Владимир Владимирович, разрешите представиться! Я занимаюсь биологией стиха. Есть роли более пьедестальные, но кому-то надо за истопника…
Поэт же Владимир Маяковский сравнивал свои стихи с армией. Он понимал, что слово порой страшнее любого оружия. Оно может сразить тысячи, повести вперед или обратить в бегство. Свой талант поэт отдал служению народу. И все поверх зубов вооруженные войска, что двадцать лет в победах пролетали, до самого последнего листка я отдаю тебе, планеты пролетарий. Вознесенскому тоже приходится бороться за свои идеалы, против «идиотов» и всего того, что не принимает его пылкая и открытая душа.
У нас, поэтов, дел по горло, кто занят садом, кто содокладом. Другие, как страусы, прячут головы, отсюда смотрят и мыслят задом. …Поэт одиозен, порой смешон — пока не требует поэта к священной жертве стадион! Для Вознесенского слово, сказанное народу, должно быть священно. Людям нельзя солгать, слукавить ради выгоды. Хотя поэт прекрасно понимает, что не всегда среди слушателей и поклонников его те, ради которых стоит распинать себя, душу свою закладывать, так как некоторые ходят на поэзию, как на душ Шарко. Даже герои поэмы «Плохо!
» требуют сложить о них «Хорошо!». Маяковский жил в судьбоносное, решающее время, да, пожалуй, в России время всегда таковое. И поэзия была весомым оружием, сотрясающим старые устои, борющимся за светлое будущее. Надо, чтоб поэт и в жизни был мастак. Мы крепки, как спирт в полтавском штофе. И Вознесенский ему вторит, подтверждая серьезность поэзии для современной жизни. В России так сложилось, что поэты — пророки и учителя своего народа, к сожалению, не всегда при жизни. О Маяковском он переживает, потому что Вы ушли, понимаемы процентов на десять- Остались Асеев и Пастернак.
Но мы не уйдем — как бы кто ни надеялся! — мы будет драться за молодняк. Это же прямое продолжение идеи Маяковского, «говорящего» умершему Есенину: В этой жизни помереть не трудно. Сделать жизнь значительно трудней. Андрей Вознесенский прекрасно понимает свою силу поэта, без ложной скромности он говорит своим предшественникам, что постарается сделать то, может быть, что не успели и не сделали они. Это звучит несколько задиристо и самоуверенно, но ему есть у кого учиться, на кого равняться.
Мы научили свистать пол-России. Дай одного соловья-разбойника! Преемственность поэзии в стихах А. Вознесенского сквозит в каждой строчке. Он достойный продолжатель традиции великой русской литературы и не боится встать в ряды великих. Ему это по плечу.
Вознесенского роднит с Маяковским не только общий взгляд на вещи, но и поэтика, звучание фраз, ломающийся стих лесенкой. Это не подражание предшественнику, а духовное родство двух поэтов. И когда этот случай счастливый представится, отобью телеграмму, обкусав заусенцы: Владимир Владимирович, разрешите представиться — Вознесенский.