Четвертая причина. Миф о Пушкине порождает легенды и слухи, которые закрепляются в виде особого «вторичного» «пушкинского» текста – текста о Пушкине (некрологи, стихи, статьи, причем как профессиональные, так и «любительские», воспоминания и т. п.; без преувеличения, пушкинский «вторичный» текст самый развитый из всех других подобных текстов в отечественной культуре). Обычно эти легенды и называют «мифами о поэте». Между тем перед нами именно манифестации мифа, множество которых может быть бесконечно. Дробясь на все более частные моменты (часто противоречащие друг другу) в своих манифестациях, миф тем не менее сохраняет цельность, обеспечиваемую его «базовым вопросом».
Пятая. Как уже говорилось выше, оформляясь в элитарно-интеллигентских кругах, миф о Национальном Поэте «сползает» в низовые части общества. По мнению М. Вебера, харизма («божья искра нации», культурная энергия) одинаково принадлежит как элите, так и массе, хотя никогда не распространится настолько, чтобы «уравнять общество». При «сползании» харизмы происходит ее «рутинизация» и постепенное размывание «авторитарности» (и вообще авторской сути) харизмы[xxvii]. Как уже отмечалось, уникальность пушкинской харизмы состоит в нарушении принципа ассимиляции. Но принцип рутинизации вполне прослеживается и в случае с Пушкиным: неизбежно происходит редукция, компрессия «многомерности» явления, превращение его в четкую (и, разумеется, плоскую) схему. Всевозможные сетования о «профанировании»[xxviii] пушкинского наследия и пушкинского имени, образа в современной «конвейерной массовой культуре» оказываются следствием непонимания механизмов функционирования харизмы (и в том числе социокультурных мифов такого масштаба, как пушкинский) в обществе, где рутинизация оказывается единственно возможным способом существования харизматического объекта.
Все эти идеи позволяют сделать состояние пушкинского мифа в конце ХХ века объектом научного рассмотрения.