И сюжет, и внешняя описательность в произведении Бунина важны, но не исчерпывают полноты эстетического впечатления. Образ центрального персонажа в рассказе намеренно обобщен и к финалу исчезает из поля зрения писателя. Выявляя специфику бунинского художественного времени и пространства, можно заметить, какой содержательностью обладают у Бунина сама периодичность подачи изображаемых фактов и событий, само чередование динамичных и описательных сцен, авторской точки зрения и ограниченного восприятия героя — одним словом, сама мера регулярности и теснящей ее стихийности в создаваемой картине. Если обобщить все это универсальным стилевым понятием, то самым уместным окажется термин Ритм.
Делясь тайнами писательского мастерства, Бунин признавался, что прежде чем что-либо написать, он должен почувствовать ощущение ритма, «найти звук»: «Как скоро я его нашел, все остальное дается само собой». Коль скоро ритм и музыкальный ключ найдены — другие элементы произведения начинают проясняться и постепенно приобретают конкретную форму: складывается сюжет, заполняется предметный мир произведения. Остается, прислушиваясь к внутреннему камертону, добиться точности, конкретности и пластической убедительности картины, отшлифовав ее словесную поверхность. Сюжет в бунинских произведениях может быть и совсем лаконичным: почти «бессюжетными» являются, например, знаменитые «Антоновские яблоки». В «Господине из Сан-Франциско» сюжет более значим, но роль ведущего композиционного начала принадлежит ритму. Как уже говорилось, движением управляют взаимодействие и чередование двух мотивов: искусственно-регламентированной монотонности существования «господина» и непредсказуемо свободной стихии подлинной, живой жизни.
Каждый из мотивов поддержан своей системой образных, лексических и звуковых повторов; каждый выдержан в своей эмоциональной тональности. Нетрудно заметить, например, что служебные детали (вроде отмеченной шейной запонки или повторяющихся подробностей обедов и «развлечений») служат предметной опорой для первого (этот мотив можно, используя музыкальный термин, назвать «темой господина»). Напротив, «несанкционированные», «лишние», будто произвольно появляющиеся в тексте подробности дают импульс мотиву живой жизни (назовем его опять-таки условно «лирической темой»). Таковы отмеченные описания заснувшего попугая или разряженной лошадки и множество частных характеристик природы и людей «прекрасной, солнечной страны».
Тема господина доминирует в первой половине рассказа, где дан своего рода вертикальный срез многоэтажной «Атлантиды» и показана как бы обыденность обычного времяпрепровождения путешествующих. Обратите внимание на глаголы со значением многократного действия: «вставали», «пили», «лежали» и т. п.
; приведите примеры лексических повторов. Лирическая тема, сначала едва различимая, постепенно набирает силу, чтобы отчетливо зазвучать в конце рассказа (ее компоненты — образы разноцветья, живописной пестроты, солнечности, распахивающегося пространства). Финальная часть рассказа — своеобразная музыкальная кода — обобщает предшествующее развитие. Почти все объекты изображения здесь повторяются по сравнению с началом рассказа: вновь «Атлантида» с ее контрастами палуб и «подводной утробы», вновь лицедейство танцующей пары, вновь ходящие горы океана за бортом. Однако то, что в начале рассказа воспринималось как проявление авторского социального критицизма, благодаря интенсивному внутреннему лиризму поднимается на высоту трагического обобщения: в концовке неразделимо слитно звучат авторская мысль о бренности земного существования и его художническая интуиция о величии и красоте живой жизни. Предметное значение финальных образов как будто рождает ощущение катастрофы и обреченности, но их художественная выразительность, сама музыкальная плавность формы создают этому ощущению неустранимый и прекрасный противовес.
И все же самое тонкое и наиболее «бунинское» средство ритмизации текста — его Звуковая организация. В способности воссоздавать стереоиллюзию «звонкого мира» Бунин, пожалуй, не знает себе равных в русской литературе. В письме своему французскому издателю Бунин вспоминает об эмоциональном состоянии, предшествовавшем созданию рассказа: «…Эти страшные слова Апокалипсиса неотступно звучали в моей душе, когда я писал «Братьев» и задумывал «Господина из Сан-Франциско…» А в дневниковой записи, фиксирующей окончание работы над рассказом, лаконично замечает: «Плакал, пиша конец». Звуковая оркестровка рассказа с ее вдохновенным симфоническим звучанием заставляет присмотреться к этой внешне формальной, но на деле глубокой содержательности произведения.
Музыкальные мотивы составной частью входят в тему рассказа: в тех или иных сюжетных эпизодах звучат струнный и духовой оркестры; «сладостно-бесстыдная» музыка вальсов и танго позволяет отдохнуть ресторанной публике; на периферии описаний возникают упоминания о тарантеллеили о волынке. Но речь сейчас идет не о непосредственной передаче «музыкального фона» Мельчайшие фрагменты возникающей картины под пером Бунина озвучиваются, создавая широкий диапазон от почти неразличимого шепота до оглушительного рева.
Текст до предела насыщен «акустическими» подробностями, причем выразительность «звуковой» лексики поддержана фонетическим обликом слов и словосочетаний. Особое место в этом ряду занимают звуковые сигналы: гудки, трубы, звонок, гонг, сирена. Текст рассказа будто пронизан этими звуковыми нитями, придающими произведению впечатление высочайшей соразмерности частей. Поначалу воспринимаемые как реальные детали быта, эти подробности по мере развития действия начинают соотноситься с общей картиной мироздания, с грозной предупреждающей ритмикой, исподволь набирающей силу в авторских медитациях, приобретают обобщающее значение символов.
Этому способствует и высокая степень фонетической упорядоченности текста. «.. .Девятому кругу была подобна подводная утроба парохода, — та, где гЛухо гоготали исполинские топки…» Апокалипсический аккомпанемент в этом фрагменте создается не столько упоминанием ада («девятый круг»), сколько предельной для прозы длиной цепочки ассонансов (четыре ударных «о» подряд!) и интенсивностью аллитераций (назвуки«п», «р», «г», «л»; впрочем, почти весь состав согласных здесь аллитерирован). Порой звуковые сближения для Бунина даже важнее, чем смысловая сочетаемость: глагол «гоготали» не у каждого писателя вызовет ассоциации с приглушенностью. (Самостоятельно проанализируйте ритмику и звуковой состав финального предложения.
Найдите наиболее выразительную цепочку ассонансов в нем. Как ассоциативно связан этот ряд с общим звучанием рассказа?)