Наряду со старым романтиком, деликатным и нежным эстетом, затянутым рутиной барского деревенского быта, Николаем Петровичем Кирсановым и его братом — англоманом и защитником «аристократического принципа» — Павлом Петровичем писатель показывает других представителей дворянства: «губернатора из молодых, прогрессиста и деспота, как это сплошь да рядом случается на Руси» (VIII, 253), либерального сановника Матвея Ильича Колязина, который, делая вид, что «не оставляет без внимания ни одного важного проявления общественной жизни», на самом деле умеет только ловко и хитро вести свои собственные дела и отстаивать свои интересы. Эти дворяне не спорят с Базаровым, но они чуть ли не являются главными антагонистами молодого нигилиста. Характерно, однако, что этот политический антагонизм не выявлен в романе. Впоследствии, в романах «Дым» и «Новь», именно дворянско-чиновничья камарилья будет противопоставлена демократии и предстанет как главная сила, обеспечивающая сохранение порядков, которые не могут не вызывать протест молодых, здоровых элементов общества. Важной стороной характеристики Базарова является поставленная в романе проблема отношения героя к народу.
Базаров, подобно Лаврецкому, гордится тем, что дед его землю пахал, но он — не помещик. Он сознает, что живет как простой человек, своим трудом, и ощущает свою духовную, идейную связь с народом. «Вы порицаете мое направление, а кто вам сказал, что оно во мне случайно, что оно не вызвано тем самым народным духом, во имя которого вы так ратуете», — возражает Базаров Павлу Петровичу Кирсанову, который, следуя старой традиции, противопоставляет верноподданный народ крамольным ученым бунтарям (VIII, 244).
О своей близости к народу, о том, что крестьянин его признает «своим», Базаров говорит «с надменной гордостью», давая понять, что только демократизм делает человека подлинным выразителем национального чувства. И автор романа, очевидно, «согласен» со своим героем: его близость к народу он усматривает именно в его бунтарстве. «Мне мечталась фигура сумрачная, дикая, большая, до половины выросшая из почвы, сильная, злобная, честная — и все-таки обреченная на погибель — потому, что она все-таки стоит еще в преддверии будущего, — мне мечтался какой-то странный pendant Пугачевым…» (Письма, IV, 381) — так разъяснял Тургенев свой замысел.
Революционер 60-х гг., Базаров хотя и говорит, что русский мужик «таинственный незнакомец», хотя иногда и ведет высокомерные разговоры с крестьянами, заставляющие того или другого подобного собеседника отнестись к нему как «барину», но в целом реально видит современную жизнь народа и любит народ любовью революционера, тоскующего о недостатке сознания в забитых и темных массах. В такой характеристике Базарова сказалось отношение Тургенева к деятелям «Современника» 60-х гг., 181 В них он не усматривает того «романтизма», того отвлеченно-нравственного порыва, который впоследствии нашел в народниках. Черты Базарова — свойственная ему спокойная уверенность в своих силах, вера в науку, материализм и умение найти общий язык с народом — получили дальнейшее развитие в героях Тургенева. Писатель наделил ими Соломина, представляющего сочувствующих социалистическим идеям «практических людей» — ученых, деятелей промышленности, изобретателей-инженеров, которых выдвинула разночинная демократическая среда («Новь»), — но никому уже он не придал той силы аналитической мысли, той мощи общественного темперамента, той неукротимости протеста, которые являются источником обаяния Базарова. Характерно одно совпадение. Базаров говорит о себе: «Наш брат, самоломанный» и на поспешное возражение Аркадия Кирсанова — «Не ты бы говорил, Евгений! Когда ты себя ломал?» — отвечает: «Я только этим и горжусь. Сам себя не сломал…» (VIII, 323). Таким образом, Базаров «ломал себя», но не сломал, и ломки он не боится, так как уверен в своей силе. Этот эпизод романа не может не привести на память рассуждения писателя об особенностях русского народа в первом рассказе «Записок охотника» — «Хорь и Калиныч». Тургенев утверждал здесь, что, наблюдая Хоря, слушая его рассуждения о русской жизни, он пришел к убеждению о национальном характере реформаторской деятельности Петра I. «Русский человек так уверен в своей силе и крепости, что он не прочь и поломать себя: он мало занимается своим прошедшим и смело глядит вперед» (IV, 18). Проявлением безжалостной бескомпромиссности Базарова является его «самоломание», готовность «оправдать», вопреки собственным убеждениям, порку крестьянина-вора, поддержать клевету на Пушкина в угоду узкой «искусствобоязни», его склонность из стремления к последовательности доводить материализм до самых вульгарных форм и цинизмом подавлять собственное чувство. Подчеркивая все эти парадоксы поведения своего героя, писатель выражал мысль о возможности жестоких «начетов» на деятельность радикалов, подобных Базарову, которые могут обернуться в исторической перспективе большими социальными и культурными потерями. В страхе Тургенева перед этими «издержками» революционных характеров и процессов сказалась как его либеральная ограниченность (чрезмерное опасение «двойственных» последствий революционного процесса), так и прозорливость его как писателя-реалиста и одного из умнейших людей своего времени (указание на опасные стороны вульгарного материализма и стихийного буржуазного радикализма). Тургенев знал, что постановка этих проблем, острых и политически опасных во всех отношениях, сделает его жертвой ожесточенных нападок с двух сторон, и не ошибся в этом, 182 Однако проявил писательскую принципиальность и твердость: «…если читатель не полюбит Базарова со всей его грубостью, бессердечностью, безжалостной сухостью и резкостью — если он его не полюбит, повторяю я, — я виноват и не достиг своей цели. Но „рассыропиться“, говоря его словами — я не хотел, хотя через это я бы, вероятно, тотчас имел молодых людей на моей стороне. Я не хотел накупаться на популярность такого рода уступками. Лучше проиграть сражение (и кажется, я его проиграл), — чем выиграть его уловкой» (Письма, IV, 381). Хотелось бы обратить внимание читателя на характерную черту этого объяснения Тургенева. Цитируя выражение Базарова, автор романа относится к нему не как к своему писательскому «изобретению», а как к реальной речи реального лица. Говоря о герое, он использует слово «его словаря» и вместе с этим словом «принимает» бескомпромиссность Базарова, его безразличие к «осуждению», которому можно подвергнуться, следуя своим принципам и делая свое дело. Великий стилист Тургенев, «заимствуя» стиль речи своего героя и «подчиняясь» ему, принимает как высшую этическую и эстетическую норму суровое отношение демократа к истине и к форме ее выражения в чувстве и мысли. Объясняясь с читателями, Тургенев с горечью констатировал: «Смерть Базарова (которую графиня Сальяс называет геройскою и потому критикует) должна была, по-моему, наложить последнюю черту на его трагическую фигуру. А Ваши молодые люди и ее находят случайной!» (Письма, IV, 381). Смерть героя действительно послужила поводом для оживленного, большей частью неблагоприятного для писателя обмена мнений. Часть читателей восприняла этот эпизод как выражение авторского пристрастия к герою, желание во что бы то ни стало завершить жизнь Базарова подвигом (так думали М. Н. Катков, гр. Е. В. Сальяс и еще многие), другая же часть читателей «заподозрила» Тургенева в стремлении «разделаться» с демократом и таким образом заявить о тщетности, бесплодности его замыслов и претензий. Конечно, в художественном отношении смерть Базарова не была «случайностью», она несла значительную смысловую нагрузку. Объясняя значение смерти Базарова в романе, Тургенев напомнил о трагическом характере этого образа и определил смерть как последнюю трагическую черту, которая завершает характеристику героя. Действительно, смерть Базарова, как гибель трагического героя, является его апофеозом. Против него ополчаются самые мощные стихии человеческой жизни. Чувство любви, власть которой над собой он не признает, обрушивает на него — именно потому, что он наделен сильной, волевой, сопротивляющейся натурой, — особенно разрушительные свои удары. Не желая смириться перед этой стихией, Базаров ищет опоры в труде, в служении людям, в том, что составляет принцип его жизни и что может привести его к примирению с самим собой. Для Тургенева способность человека к большому, всепоглощающему чувству — всегда признак глубокой, избранной натуры Трагическая любовь Базарова, глубина охватившего его чувства, противореча некоторым категоричным рационалистическим утверждениям нигилиста, демонстрирует широту его натуры, новые для читателя грани его личности. Вместе с тем Тургенев сам объяснял гибель Базарова не любовным недугом. За смертельной, как бы случайной болезнью Базарова писателю виделся рок, преследующий носителей исторического прогресса, людей, призванных воплощать новое в жизни общества, стоять «в преддверии будущего» (Письма, IV, 381). В том, как Тургенев трактовал смерть Базарова, можно заметить сходство с мыслью Герцена, утверждавшего, что гибель лучших русских людей — исторически закономерная «случайность». «Ужасный, скорбный удел уготован у нас всякому, кто осмелится поднять свою голову выше уровня, начертанного императорским скипетром: будь то поэт, гражданин, мыслитель — всех их толкает в могилу неумолимый рок <…> Погибают даже те, которых пощадило правительство, — едва успев расцвести, они спешат расстаться с жизнью».