Сочинения по литературе: Тема поэта и поэзии в лирике пушкина и лермонтова Пушкин и Лермонтов — великие русские поэты. В своем творчестве каждый из них достиг вершин мастерства. Поэтому так интересны и важны их мысли о поэте и поэзии, о месте писателя в обществе. Мысли эти выстраданы, подчеркнуто независимы от мнений «светской черни» (стихотворения Пушкина «Разговор книгопродавца с поэтом», «Поэт и толпа», «Поэту» и др.). Кто же такой поэт в представлении Пушкина и Лермонтова? Поэт — это избранник неба (Лермонтов о себе: «Пет, я не Байрон, я другой / Еще неведомый избранник…
«), наперсник богов (вспомним стихотворение «Дельвигу» Пушкина: «"наперснику богов" не страшны бури злые…»), обладающий рядом качеств, которые отличают его от обычных людей. Поэт наделен всечеловеческой, вселенской отзывчивостью, способностью видеть мир таким, каков он есть,— «чувством правды». Есть чувство правды в сердце человека, Святое вечности зерно: Пространство без границ, теченье века Объемлет в краткий миг оно,— писал Лермонтов в стихотворении «Мой дом». Высшая художественная правда достигается ценой больших лишений, ценой жертвенного служения добру. Пушкин вообще считал, что Пока не требует поэта К священной жертве Аполлон, В заботах суетного света Он малодушно погружен… («Поэт») Поэтическое служение —: всегда жертва, связанная с отречением от многих мирских благ.
В послании «К другу стихотворцу» Пушкиным сказаны горькие слова о судьбе русских поэтов: Лачужка под землей, высоки чердаки — Вот пышны их дворцы, великолепны залы. Поэтов — хвалят все, читают —лишь журналы; Катится мимо их Фортуны колесо… К идее жертвенности поэтического служения подводили Пушкина и Лермонтова раздумья об их собственных судьбах, сама историческая действительность. Перед глазами Пушкина был пример поэтов-декабристов, в ушах Лермонтова словно бы звучал еще преступный выстрел Дантеса. Показательно, что «глагол смерти» дважды используется уже в самом начале стихотворения «Смерть Поэта»: Погиб поэт! — невольник чести — Пал, оклеветанный молвой…
Мотив жертвенности чувствуется в стихотворении Пушкина «Пророк» и одноименном произведении Лермонтова. Пушкинский пророк дан в развитии, динамике, движении. Кульминация стихотворения заключается в словах: И он мне грудь рассек мечом, И сердце трепетное вынул, И угль, пылающий огнем, Во грудь отверстую водвинул. Но принесенная жертва не напрасна. Энергия находит выход в повелительном «жги» последней строки стихотворения: И Бога глас ко мне воззвал: «Восстань, пророк, и вождь, и внемли, Исполнись волею моей, И, обходя моря и земли, Глаголом жги сердца людей». Стихотворение Лермонтова «Пророк» создано совсем в другую эпоху. Усиление консервативных тенденций в обществе оказало влияние и на поэзию. Лермонтовского пророка забрасывают камнями.
Он бежит от «ближних», бежит, но остается пророком. Жертва принесена, но это бесполезная жертва. В этом и заключается трагизм лермонтовского героя. Пророку внемлет лишь безгрешная природа: Завет предвечного’ храня, Мне тварь покорна там земная; И звезды слушают меня, Лучами радостно играя. Самолюбивые старцы пугают им детей: Смотрите ж, дети, на него: Как он угрюм, и худ, и бледен!
Смотрите, как он наг и беден, Как презирают все его! Сходные мотивы находим и во многих других лермонтовских стихотворениях периода политической реакции в стране («Поэт», «Не верь себе», «Журналист, читатель и писатель»), а также в лирике 30-х годов Пушкина. Достаточно вспомнить стихотворение «Эхо»: Ревет ли зверь в лесу глухом, Трубит ли рог, гремит ли гром, Поет ли дева за холмом — На всякий звук Свой отклик в воздухе пустом Родить ты вдруг. Ты внемлешь грохоту громов, И гласу бури и валов, И крику сельских пастухов — И шлешь ответ; Тебе ж нет отзыва… Таков И ты, поэт! Печальные, горькие слова! Трагическое признание гения, обреченного на непонимание современников! И все-таки время расставило все на свои места. Поэзия Пушкина и Лермонтова заняла достойное место в русской классической литературе.
Сбылись пророческие слова Пушкина: Нет, весь я не умру — душа в заветной лире Мой прах переживет и тленья убежит — И славен буду я, доколь в подлунном мире Жив будет хоть один пиит.