Твардовскому посчастливилось дважды побывать на ее перекрытии: в июле 1956 и 1959 годов, и вот как он описал эту грандиозную картину: …моторы взвыли, Секунд своих не упустив, И самосвалы в клубах пыли Взошли на пляшущий настил И развернулись по теченью Реки — во всю длину моста, И строем — в ряд, как на ученье, Над кромкой вздыбили борта… То был порыв души артельной, Самозабвенный, нераздельный, — В нем все слилось… Далее путь поэта на пароходе «Фридрих Энгельс» до Иркутска, откуда он намерен был поездом добираться до Владивостока.
Неторопливый мерный ход судна, набегающие и перегоняющие одна другую волны, широкая водная гладь окрест помогали размеренному ходу мысли. Быть может, там, на палубе парохода, и начали складываться первые строки будущей главы поэмы, опередившие на два года (случай не совсем обычный для Твардовского) описывающий те же события очерк «Заметки с Ангары».
Сравним описание увиденного поэтом в стихах и прозе на одном примере. В очерке «Заметки с Ангары»: «Вода гремела, пенилась, выгибалась и завивалась туго натяженными, толстыми, как поток из огромной трубы, и совсем тонкими жгутами-фонтанами перед самим мостом, под мостом и за ним… Но она так же гремела, ревела и пенилась и там, где ее не удерживали, а, наоборот, давали выход… Фундамент был впущен, уже навечно, в скальное дно реки под защитой такой же, как возводимая нынче, временной перемычки, подорванной строителями только вчера».
Спокойные, добротно написанные строки перевоплощаются в поэме:
- А между тем река играла,
- Крошила берег насыпной,
- Всю прибыль мощных вод Байкала
- В резерве чуя за собой.
- Играла беглыми цветами
- И, вся прозрачная до дна,
- Свиваясь длинными жгутами,
- Неслась, дика и холодна.
Какая гамма звуков и красок, разнообразие оттенков! Олицетворенная Ангара уже не просто река, а холодная дикая красавица, ощущающая власть своей красоты над богатырем Байкалом. Отсюда — и упование на силу своих чар беззаботное отношение к тому, что сработано ценой немалых усилий в течение долгого срока людьми («играла, крошила берег насыпной»). Потребуется немало сил, чтобы остановить беззаботный танец-игру переливающейся всеми цветами радуги плясуньи Ангары, укротить ее норов. Казалось бы, приведенные два отрывка — об одном и том же и суть должна быть одна. Но нет! С одной стороны, изложенное почти с профессиональной осведомленностью описание трудового процесса на одной из строек страны, с другой — музыкальная миниатюра, во всем многообразии звуков и красок. Страдный, самозабвенный труд в чем-то сродни ратному подвигу. Война, если хотите, та же работа, но в тяжкой экстремальной ситуации. Автор «Книги про бойца» познал это на личном опыте. Вот откуда в драматические минуты перекрытия, когда Ангара с ее неукротимым нравом предстает не своевольной красавицей, а словно бы реальный противник, грозящий свести на нет все многолетние усилия, появляется образ развернувшихся «во всю длину моста», как на ученье, бортов самосвалов Минского автомобильного завода (МАЗ), двинувшихся «с исходной, с грузом — на врага» и, словно снаряды, сбрасывающих в реку груз, не теряя ни секунды:
- Чтоб в точку!
- В душу!
- Наповал!
Отсюда и сравнение всего происходящего с танковой атакой — «точно танки РГК» (Резерва Главного Командования). А одержанная над рекой победа описана так, словно бы встретились, преодолев последний рубеж, войска шедших навстречу друг другу фронтов:
- Да, это видеть было надо,
- Как руку встретила рука.
- Как будто, смяв войска блокады,
- Встречались братские войска
- Двух встречных армий
- Два солдата
Под непосредственным впечатлением второго перекрытия Ангары Твардовский написал стихотворение «У Падуна», в тот же день — 19 июля 1959 года — переданное по телефону в «Правду». Присутствовавший при этом Н. П. Печерский рассказал в своих воспоминаниях, как сравнительно небольшое стихотворение поэт дважды переписывал на чистый лист бумаги и даже в последний момент, когда Москва была уже «на проводе», вносил исправления в рукопись. Автору довелось познакомиться с хранящимся в семье Печерских автографом. Первое, что бросилось в глаза, — изменение концовки: два слова последнего стиха («Опять вступает…») зачеркнуты и вписана новая строка — «Вступает в новый свой черед». Работа по перекрытию Ангары завершена, наступает иной этап — новый. Во втором стихе этой же строфы прилагательное «ангарских» заменено на «плененных» — так точнее: суть не в том, о водах какой реки идет речь, гораздо важнее и точнее, что «река… ярясь на новом рубеже», уступила, смирилась и, «очутившись на запоре, утихомирилась». Такая же правка была проделана поэтом и в других строфах сравнительно небольшого стихотворения, появившегося на четвертой полосе «Правды» 21 июня 1959 года: Река пропела все сначала,
- Ярясь на новом рубеже,
- Как будто знать она не знала,
- Что уступала нам уже.
- Всю ночь под пеной волны выли.
- К утру, не дав реке вздохнуть,
- Мы скальным грузом придавили
- Ее бунтующую грудь.
- Не устояли в жарком споре
- С годами нашими века.
- И, очутившись на запоре,
- Недвижны тяжкие ворота,
- За ними плес плененных вод.
- Умолкла битва, но работа
- Вступает в новый свой черед.
На примере этого стихотворения мы видим, что Твардовский не считал зазорным вновь и вновь возвращаться к написанному ранее и даже опубликованному. Касается это и поэмы «За далью — даль». Полный ее текст вышел в свет в 1960 году 13 мая книга была сдана в набор, 26 — подписана в печать, а 23 июня Александр Трифонович пришел в редакцию «Нового мира» с пачкой новеньких, пахнущих типографской краской книжечек и радостно дарил их сотоварищам по нелегкой журнальной работе.