Значение символических образов в одном из произведений русской литературы XX века …Земля… широко раскинулась… могучая, дающая жизнь всему, что живет и растет на ней. Н. Кун XX век оказался для русской литературы временем глубоких философских поисков, он подарил нам яркие произведения выдающихся писателей.
Для меня вершинной книгой в русской литературе XX века стал роман «Тихий Дон», произведение, обагренное трагедией социальной борьбы, войн и революций, сохранившее национальную духовность и высокую меру народной нравственности. Подобно древнему эпосу, «Тихий Дон» густо населен символическими образами, связанными, как правило, с донским пейзажем, природными явлениями: солнце, луна, степь, земля. Мне бы хотелось проследить, какую роль в романе играет образ земли и связанный с ним образ степи. Символический образ земли-матушки, дающей жизнь всему живому, возникает уже в эпиграфе: «Не сохами-то славная землюшка наша распахана…». Старинная казачья песня как бы возвещает о грядущей кровавой войне. В образ земли М.
Шолохов вкладывает несколько символических смыслов. Прежде всего это кормилица, поддерживающая казаков-земледельцев в их нелегком труде. Даже в тяжелой братоубийственной войне не забывают о ней казаки: «Надо было пахать и сеять. Земля звала, тянула к работе, и многие фоминцы, убедившись в бесполезности борьбы, тайком покидали банду…
«. Символический образ земли в романе вовлечен в вечное противоборство жизни и смерти. Вспомним, как в первой книге романа М. Шолохов дает картину труда казаков в степи, на родной земле. И вдруг в эту мирную картину врывается тревожный мотив «колючего солнца, укутанного марью». В данном случае образ «колючего солнца» становится символом тревоги: в размеренную жизнь казаков врывается война.
В центре романа — образ Григория Мелехова, казака-труженика, рожденного для труда и любви, но вынужденного убивать. Это противоречие судьбы героя тоже часто связано с символическим образом земли, родной степи: «Отдохнуть бы Григорию, отоспаться! А потом ходить по мягкой пахотной борозде плугатарем… и неотрывно пить винный запах осенней, поднятой плугом земли…». А сам Григорий, движимый любовью и ревностным чувством к земле, думает: «Бьемся за нее, будто за любушку». Подобное сравнение раскрывает всю глубину трагедии человека на войне. Земля-защитница, земля-мать оберегает своих сынов в кровавой схватке: казаки в бою «никли за каждой крохотной складкой земли…, влипали в землю».
Подобно ребенку, в минуту опасности ищущему защиту у матери, человек на войне так же прижимается к земле. В русском фольклоре существует выражение «мать — сыра земля». Земля и порождает все живое, и погребает своих сыновей. В «Тихом Доне» тело земли прорастает братскими могилами, куда ложатся «под орудийную панихиду» донские казаки.
«Кладбищенская тишина» воцаряется над Донщиной, печаль земли сливается с рыданиями матерей и вдов. Голос автора безутешен, как безутешна вдова Прохора Шамиля, бьющаяся о «жесткую» землю: «Рви, родимая, на себе ворот последней рубахи! Рви жидкие от безрадостной тяжкой жизни волосы… и бейся на земле у порога пустого куреня!
«. С образом земли тесно связан и символический образ донской степи. Степь в романе одухотворена, она живет своей жизнью. Она покоряет своей красотой Григория Мелехова: «Григорий лежал… и жадными глазами озирал повитую солнечной дымкой степь». Степь хранит и оберегает человеческие чувства. Древней легендой простирается над степью загадочная любовь Прокофия Мелехова к своей турчанке. Только степь знала, о чем думали они, сидя «на макушке кургана». Словно повторяя судьбу предков, Григорий и Аксинья тоже уходят в степь, чтобы предаться своему чувству: «Григорий и Аксинья молча пошли в степь, манившую безмолвием, темнотой, пьяными запахами молодой травы».
В финале романа, бросив в воду винтовку, Мелехов возвращается в родной хутор. Как много пережил он за эти годы, скольких потерял! Нет матери, отца, жены, дочери, любимой Аксиньи. Но Шолохов как истинный гуманист твердо уверен, что жизнь продолжается. И символами этого являются ребенок и родная земля: «Он стоял у ворот родного дома, держал на руках сына… Это было все, что осталось у него в жизни, что пока еще роднило его с землей». Я не знаю другого произведения XX века, в котором бы так пронзительно прозвучала мысль о самоценности каждой отдельной человеческой жизни, так глубоко было внимание к судьбе человека, живущего в этом мире, на этой земле.