После завершения работы над Войной и миром Толстой задумал большой исторический роман об эпохе Петра I, изучал документы, собирал материал. В дневнике от 4 апреля 1870 года появляется характерная запись: Читаю историю Соловьева. Все, по истории этой, было безобразие в допетровской России: жестокость, грабеж, правеж, грубость, глупость, неуменье ничего сделать. Правительство стало исправлять. И правительство это такое же безобразное до нашего времени.
Читаешь эту историю и невольно приходишь к заключению, что рядом безобразий совершилась история России. Но как же так ряд безобразий произвели великое, единое государство? Уже это одно доказывает, что не правительство производило историю. Но кроме того, читая о том, как грабили, правили, воевали, разоряли (только об этом и речь в истории), невольно приходишь к вопросу: чт`о грабили и разоряли? А от этого вопроса к другому: кто производил то, что разоряли?…
Кто делал парчи, сукна, платья, камки, в которых щеголяли цари и бояре? Кто ловил черных лисиц и соболей, которыми дарили послов, кто добывал золото и железо, кто выводил лошадей, быков, баранов, кто строил дома, дворцы, церкви, кто перевозил товары?
Кто воспитывал и рожал этих людей единого корня? Кто блюл святыню религиозную, поэзию (*139) народную, кто сделал, что Богдан Хмельницкий предался России, а не Турции и Польше? Обращаясь к прошлому, Толстой по-прежнему хотел писать историю народа.
Одновременно с обдумыванием исторического романа он работал над учебной книгой для детей – Азбукой, для которой написал множество маленьких рассказов, в том числе Акула, Прыжок, Косточка, Кавказский пленник. В 1873 г. Толстой оставил исторические замыслы, обратился к современности и сделал первые наброски к Анне Карениной. Однако работа над этим романом продолжалась долго: он был завершен в 1877 г.
и опубликован в журнале Русский вестник. Чтобы произведение было хорошо, надо любить в нем главную, основную мысль,- говорил Толстой.- Так, в Анне Карениной я люблю мысль семейную, в Войне и мире любил мысль народную, вследствие войны 12-го года…
Но ведь семейная тема, как мы убедились, пронизывает от начала до конца и Войну и мир. Существенную роль в романе-эпопее играет поэзия семейных гнезд Ростовых и Болконских, торжеством семейных начал завершается эпилог.
Говоря о ключевой роли мысли семейной в Анне Карениной, Толстой, по-видимому, имел в виду какое-то новое звучание ее в этом романе. Лучшие герои Войны и мира хранят в семейных отношениях такие нравственные ценности, которые в минуту общенациональной опасности спасают Россию.
Вспомним атмосферу родственного, как бы семейного единения, в которой оказался Пьер на батарее Раевского, вспомним русскую пляску Наташи и общее всем – дворовым и господам – чувство, вызванное ею. Семейное тут входит в народное, сливается с ним, является глубинной основой мысли народной. В Анне Карениной все иначе. Роман открывается фразой о счастливых семьях, которые похожи друг на друга.
Но интерес Толстого теперь в другом: каждая несчастливая семья несчастлива по-своему. Все смешалось в доме Облонских. Не в родственном единении между людьми пафос нового романа, а в разобщении между ними и распаде семьи.
Семейная драма между супругами Облонскими – Стивой и Долли – отзывается на судьбах многих людей, живущих под крышей их дома. Исчезли духовные связи, скреплявшие семью, и люди Облонских тоже почувствовали себя словно на постоялом дворе. В Дневнике писателя за 1877 год, подхватывая мысль Толстого, Достоевский так охарактеризовал состояние рус-(*140)ской жизни того времени: Все как на постоялом дворе, как будто завтра собираются вон из России. Непрочность человеческих связей, исчезновение родственного, домашнего из повседневного общения – весьма характерная и знаменательная особенность эпохи 70-х годов, времени бурного развития буржуазных отношений. От дома Облонских, в котором все смешалось, мысль Толстого обращается к России, в которой все переворотилось и только еще укладывается.
Развод и сиротство, крушение некогда устойчивых духовных связей – ведущая тема Анны Карениной. На смену эпосу Войны и мира в русский роман 70-х годов настойчиво вторгаются драматические, трагедийные начала. Драматизм проникает и в построение романа, который состоит как бы из двух произведений, развивающихся параллельно друг другу: история семейной жизни светской женщины Анны Карениной и судьба дворянина, живущего в деревне, занимающегося усовершенствованием своего хозяйства, своих отношений с крестьянами, Константина Левина. Пути этих героев не пересекаются друг с другом на протяжении всего романа: одна-единственная встреча Левина с Анной в финале ничего не меняет в жизни героев. В литературной критике даже возникло мнение об отсутствии художественного единства в этом произведении Толстого, говорили о распаде романа на две не связанные друг с другом темы.
Толстого очень удручала такая критическая глухота, и в специальном объяснении он показал, что Анна Каренина – цельное произведение, но связь постройки сделана не на фабуле и не на отношениях лиц, а на внутренней связи. Для чего Толстому потребовалось включить рассказ о жизни двух разных героев в один роман? В чем заключается внутренняя связь между судьбою Анны Карениной и жизнью Левина?
Истории жизни Анны и Левина воспринимаются как обособленные друг от друга лишь при поверхностном, невдумчивом чтении романа. В действительности между чередующимися попеременно эпизодами из жизни героев существует напряженная художественная связь.
Например, скачки в кругу Анны сменяются косьбою в кругу Левина; Анна, играющая в крокет, и Левин, охотящийся в русских лесах и болотах… Нельзя не заметить некоторой искусственности во всех ситуациях, связанных с жизнью Анны, и путь Левина эту искусственность оттеняет. В романе нет прямого суда над Анной и людьми светского круга, но косвенно, через ком-(*141)позиционную связь эпизодов, осуществляется суд над героями, который вершит не автор, а живая жизнь. В сравнении с Войной и миром в Анне Карениной изменяется многое. Даже в толстовской фразе сокращаются сложные синтаксические периоды, она становится короче, энергичнее.
Художественная мысль писателя движется напряженно и упруго. И эта сдержанность содержательна: создается ощущение драматической замкнутости, взаимной отчужденности героев. Свертывается диалектика души – качество, характеризующее щедрых, чутких к живой жизни героев Толстого.
В Анне Карениной такая душевная открытость и доверчивость уже невозможна: она оборачивается теперь неизбежным драматизмом. Герои нового романа Толстого – люди сдержанные, скованные, замкнутые. И даже наиболее живая и открытая миру Анна далека от Наташи Ростовой.
При первой встрече с нею на вокзале железной дороги в Москве мы видим как будто бы тот же переизбыток жизненных сил, рвущихся наружу, ту же искренность и непосредственность, какие переполняли жизнелюбивую Наташу. Но порывы Анны не получают отзвука, гаснут в пустоте остывающего мира, уже лишенного человеческой чуткости и теплоты. Мы видим сдержанную оживленность, которая играет в ее лице, видим, что она потушила умышленно свет в глазах. Анна вынуждена постоянно сдерживать себя, подавлять рвущиеся на свободу жизненные силы. Но они не всегда подчиняются ей, вырываются из-под контроля, неуправляемые, против ее воли, мимо ее воли.
Анна замужняя женщина, у нее семья, маленький сын Сережа и нелюбимый муж, крупный государственный чиновник Каренин. Она долгое время терпеливо сносила жизнь в безлюбовной семье. Но настал момент, когда любовь к другому человеку прорвалась сквозь все преграды. И сразу же счастье любви омрачилось чувством ее трагической обреченности. В чем источник ее трагизма?
Анна столкнулась с тем, что светское общество поощряет тайные измены, но не прощает искреннюю и открытую любовь. К тому же, уходя от формалиста Каренина, принимающего за жизнь лишь бледные отражения ее, Анна сталкивается с человеческой нечуткостью Вронского: остающегося дилетантом и в живописи, и в хозяйственных начинаниях, и в любви. Однако дело не только в этих внешних обстоятельствах, подавляющих живое чувство Анны.
Само это чувство изнутри разрушительно и обречено. Уже в момент своего пробуждения оно принимает стихийный, неуправляе-(*142)мый характер.
Кити Щербацкая не случайно замечает что-то ужасное и жестокое в прелести Анны в первые минуты ее увлеченности Вронским, что-то чуждое и бесовское. Да и первое объяснение Вронского с Анной сопровождается завываниями бури в Бологом и свистком паровоза: Зачем я еду? – повторил он, глядя ей прямо в глаза.- Вы знаете, я еду для того, чтобы быть там, где вы,- сказал он,- я не могу иначе. И в это же время, как бы одолев препятствия, ветер засыпал снег с крыши вагона, затрепал каким-то железным оторванным листом, и впереди плачевно и мрачно заревел густой свисток паровоза.
Весь ужас метели показался ей еще более прекрасен теперь. Любовь Анны как ветер, одолевший препятствия, стихийна и безрассудна.
Взрыв страстей, долгое время подавляемых, не свободен от трагических последствий долгой, безлюбовной жизни с Карениным. Любовь Анны в катастрофичности своей не свободна от прошлого.