Роман начинается с описания приема гостей в салоне А. Шерер и одновременно — с вопросов, тревожащих Толстого и задаваемых им главным героям, а заодно и читателям. Вопросы эти часто не имеют вопросительной формы, но они очень важны, так как взяты писателем из сферы нравственности.
В салоне Шерер Толстой знакомит нас с двумя центральными героями — Андреем Болконским и Пьером Безуховым. В начале романа они являются поклонниками Наполеона и поддерживают его за то, что он казнил итальянского герцога, т.
к. этого требовало, якобы, общее благо или государственная необходимость. В этом убийстве герцога Пьер видит даже величие души Наполеона, и вот тут-то рождается первый вопрос — вопрос о праве на убийство человека, даже если этого требует государственная необходимость. И прав ли Пьер, не нюхавший пороха, но защищающий право на убийство? И прав ли гордый Болконский, идущий на войну убивать, не зная даже, кого и за что? (имеется в виду Аустерлиц-кое сражение).
И прав ли князь Андрей в том, что он презирает свою маленькую жену, ждущую ребенка и. не интересующуюся высокой политикой?
Из этих конкретных вопросов, связанных с миром двух центральных героев (князя Андрея и Пьера) возникают более общие нравственно-философские проблемы: 1. Для чего рождается человек — для свободной жизни или для служения государству? 2. В чем смысл активности человека?
(Этот вопрос волнует Пьера после его разрыва с Элен и дуэли с Долоховым.) 3. Что там, за чертой, отделяющей жизнь от смерти?
(Вопрос, задаваемый себе Николаем Ростовым в своем первом бою). 4. Почему солдаты, встреченные Пьером за день до Бородинской битвы, не боятся смерти, хотя знают, что завтра каждый третий будет убит? 5. Какая сила управляет всем?
(Этот вопрос постепенно пытается разрешить Пьер, для которого главной проблемой является отношение к смерти). Вопрос «Зачем?», через который проведены все центральные герои: об этом думает князь Андрей, истекающий кровью под Аустерлицем; об этом спрашивает Наташа в церкви после разрыва с Болконским; этот же вопрос задает княжна Марья над умирающим отцом; наконец, об этом думает Пьер в плену и князь Андрей перед смертью. А затем идут вопросы, которые ставит Толстой уже не перед героями, а перед читателями: — Что будет с Россией после реформы 1861 г., ведь русский народ не привык к свободе? — Вопросы о роли личности, о ложном и истинном героизме, о том, что такое русский национальный характер, о том, в чем состоит красота человека и что такое счастье; наконец, вопрос об относительности пределов и бесконечности движения; и самый главный вопрос — о свободе и зависимости человека.
Важно то, что Толстой, отказываясь от роли судьи, прокурора или всезнающего мудреца, призывал не торопиться давать ответы на эти «вечные вопросы»: «Ежели бы только человек выучился не судить и не мыслить резко, и не спешить давать ответы на вопросы, данные ему, может быть, только для того, чтобы они вечно оставались вопросами!». Таким образом, Толстой, причислял и себя к тем людям, которым надо отучиваться «судить и мыслить резко», выступал против однозначных ответов, поскольку такие ответы очень опасны, ведь сторонники таких ответов могут легко «наломать дров». Значит, главной целью Толстого было не дать ответы на все поставленные вопросы, а разжечь в русском читателе дух правдоискательства, заставить сомневаться, пробудить в нем желание мыслить, задуматься над важнейшими нравственными проблемами. Этими вопросами Толстой пытался разбудить русское общество, чтобы оно сквозь грим и косметику наружно-показного прорвалось к подлинной правде и красоте, которые всегда незаметны, всегда внутри человека, всегда — в душевно-духовной сфере и никогда не лежат на материальной поверхности жизни.
Вот почему В. И. Ленин писал, что «Лев Толстой в своих произведениях сумел поставить столько великих вопросов, что благодаря этому они заняли одно из первых мест в мировой литературе и стали шагом вперед в развитии всего человечества». Вопросы, поставленные Толстым, велики потому, что обращали читателя к размышлениям нравственным, а Толстой велик потому, что весь сосредоточен на нравственных проблемах, возвращая читателям величие и красоту нравственности, о которой впервые было заявлено в Священном писании и о которой русское общество забыло. С какой же высоты Толстой пытается разрешить все перечисленные вопросы? У каждого русского (Писателя была своя нравственная высота. У Пушкина — это закон чести («Береги честь смолоду»).
У Лермонтова — постоянная готовность к битве за свободу личности. У Гоголя — «живая человеческая душа», преодолевшая власть материальных мелочей быта. У Тургенева — классическая гуманистическая культура.
У Некрасова — красота гражданского подвига. У Достоевского — евангельский Христос и закон совести, а у Толстого — это народно-демократический идеал простоты, добра и правды, высказанный в 3-м томе «Войны и мира» при оценке Наполеона: «Нет величия там, где нет простоты, добра и правды! ». Эта исконная народная правда стала нравственной позицией Толстого, его отношением к жизни.
Она явилась тем художественным цементом, который скрепил весь разнородный материал всех 4-х томов эпопеи. Ценность человека или события Толстой измерял степенью его близости к народной простоте, добру и правде. Толстой считал, что приближение к этому идеалу возвышает и облагораживает человека, а отдаление — опустошает и превращает в «мертвую душу». Отсюда главная мысль «Войны и мира»: «Если в Анне Карениной» я люблю мысль семейную, то в «Войне и мире» — мысль народную». Что это значит?
Имеется в виду не только подвиг народа в 1812 г., но главное — что правда и смысл бытия — в простой, естественной, незапутанной жизни русского деревенского мужика, в сельской общине, в крестьянском миру. Отсюда появляется новый смысл слов «война» и «мир» в заглавии.
Мир, во-первых, — это не только перерыв между боями и не только тишина после боя, но это крестьянский мир и крестьянская община, которая потому стала идеалом Толстого, что в ней не было социального принуждения, не было власти одних и подчинения других, а было полное социальное равенство, опирающееся только на нравственные основы (проблема власти для Толстого (в «Войне и мире» — одна из важнейших). Значит, второй смысл слова «мир» — равенство людей, а «война» соответственно, — это принуждение, неравенство и наличие власти. В-третьих, крестьянский мир стал идеалом Толстого не только благодаря простоте и равенству, но и благодаря единству, братству, способности к самоотречению ради коллектива, значит, третий смысл «мира» — это единство и братство, а «война» — это обособленность, разобщенность, разъединенность, заставляющая нередко воевать людей за свои корыстные интересы, которые они пытаются утвердить с помощью лжи, коварства или силы. Примером «войны» в романе является сцена борьбы за портфель между князем Василием Курагиным и матерью Бориса Друбецкого, (в портфеле находилось завещание умирающего графа Безухова— отца Пьера). Эти люди высшего света, никогда не участвовавшие в боях, являются людьми «войны», поскольку им свойственно хищно-агрессивное отношение к жизни, значит, «война» в третьем смысле — это разъединение людей, воюющих друг с другом за богатство, карьеру и власть. Отсюда пафос всего романа, сформулированный Луначарским: «Правда заключается в братстве людей, люди не должны бороться друг с другом. И все действующие лица романа показывают, как человек подходит или отходит от этой правды.
Итак, Толстой утверждает общение и единение людей и отрицает разобщение и разъединение». Вот почему, хотя Толстой очень любит русский народ и всегда приветствует его победы, все-таки ему дороже всего сцены не побед, а перемирия, сцены братания, когда люди, преодолевая национальные, возрастные, географические и социальные барьеры видят в другом просто человека, которому больно, холодно или голодно.
Такова в 4-м томе сцена с французом Рамбалем, попавшим в плен к партизанам, и сцена столкновения взглядов пленного Пьера с маршалом Даву, увидевших на мгновение друг в друге просто людей. Исследователи отмечают, что для большинства русских писателей вообще характерен пафос коллективизма, содружества, людского союза и товарищества и одновременно недоверие к людям, желающим жить изолированно, даже если это продиктовано высокими побуждениями. Но сильнее всего этот пафос братства и единения выражен у Толстого. Кроме названных, в книге присутствует несколько дополнительных значений слов «мир» и «война». Например, война — это расчетливое, рассудочное отношение к жизни при отказе от искренних эмоциональных порывов.
Не случайно Наташе Ростовой не нравился Долохов, потому что у него все заранее рассчитано; Кутузов не любил штабную науку и штабы, потому что они игнорировали живое богатство человеческого поведения, исходя только из рассудка. А рассудочное мироотношение «рождает склонность к актерству, к ролевому поведению», к внешней парадности, т. е. к показухе, которую так любят Наполеоны всех мастей и все Курагины и так ненавидит толстовский Кутузов, который не обращает никакого внимания на внешнее, показное и может даже спать на военном совете.
Поэтому-то он — человек мира, хотя стоит во главе армии. Значит, еще один смысл войны — это актерство, показуха, перевес внешней формы над внутренним содержанием.
«Войной» является и высокомерное отношение ко всему обыкновенному, будничному, незаметному, что свойственно даже князю Андрею, который никак не мог примириться с тем, что совершивший подвиг капитан Тушин имел простую и даже неказистую внешность и не обладал красноречием. Не случайно князь Андрей поначалу тянулся к славе Наполеона: ему долгое время нравился блеск Бонапарта, эффектность Сперанского. «Войной» является неспособность части людей поставить интересы общие выше собственных, т. е. неспособность к самоотречению ради высших ценностей (ради страны, земли, ради народа). Это свойственно почти всем людям высшего света. А Наташа, психологически близкая к народу, умеет потребовать подводы для раненых, отказаться от собственного добра.
Наконец, «войной» можно назвать отсутствие у части людей ощущения своей связи со всем миром, с народным целым, с мировой справедливостью, с высшей волей или с мировой судьбой, а также отсутствие ощущения своей личной причастности и зависимости от этого народного целого, от мировой судьбы. Можно сказать, что категория мировой судьбы является высшей точкой в структуре «Войны и мира», а отношение каждого из 569 действующих лиц к этой высшей точке (мировой судьбе) и является главной проблемой романа, т. е. зависит человек от мировой судьбы или считает себя свободным — это проблема свободы и зависимости является центральной, которую и рассматривает Толстой во всех философских отступлениях. В зависимости от этого признания или непризнания каждым героем своей связи и зависимости от судьбы Толстой распределяет всех героев по 2-м полюсам: полюс «войны» и полюс «мира», что и выдвигает в качестве главного принципа композиции принцип контраста, или антитезы. Высшим выражением полюса мира является кутузовское и каратаевское начало, к которому тяготеют все Ростовы, Болконские, Тушин.
Тимохин, Василий Денисов, партизаны, простые солдаты и народ в целом. А высшим выражением «войны» является наполеоновское и курагинское начало (фамилия Курагины происходит от слова «куражиться», издеваться над людьми). К «войне» относятся Друбецкие, Берг, все окружение Александра I и Наполеона, все (кроме 2-х) гости салона А. П.
Шерер, все штабные офицеры и все светское дворянство. У людей «мира» внутреннее содержание преобладает над внешней формой, их можно назвать людьми долга и чести (пример — Наташа-мать в эпилоге). У персонажей «войны» форма преобладает над содержанием, их можно назвать людьми карьеры, жажды богатства и жажды власти. Это люди, у которых нет души, и поэтому Толстой не исследует у них «диалектику души», а только — диалектику поведения. И только два героя (князь Андрей и Пьер) жестко не прикреплены ни к одному из полюсов. Находясь в постоянной динамике, они мучительно, сквозь срывы, разочарования, душевные тупики и духовные кризисы пробиваются от «войны» — в начале — к народной простоте, добру и правде — в финале, т. е.
от бонапартизма — к «миру». Такое строгое распределение всех героев по двум противоположным полюсам показывает четкое различие Толстым двух главнейших нравственных начал — добра и зла — и является одним из признаков эпопеи.