Дядя Адуев раз проврался и был уличен молодой женой в хвастовстве. Но ничего подобного не может случиться со Штольцем: Штольц человек патентованный и снабжен Всеми орудиями цивилизации, от Рандалевской бороны до сонаты Бетховена, знает все науки, видел Все страны: Он всеобъемлющ, одной рукой он упекает Пшеницынского братца, другой подает Обломову историю Изобретений и откровений; ноги его в это время бегают на коньках для транспирации; язык побеждает Ольгу, а «ум» занят невинными доходными предприятиями. Уж, конечно, не в этих людях поэтическая правда Гончарова видела идеал. Эти гуттаперчевые человечки, несмотря на все фабрики и сонаты, капиталы, общее уважение и патенты На мудрость, не могут дать счастье простому женскому сердцу. И Гончаров в неясном или безмолвном упреке их жен произносит приговор над своими мещанскими героями. Может быть, Адуев-дядя и Штольц были некоторой душевной болью самого Гончарова. В них отразились вожделения узкого филистерства, которым заплатил дань наш поэт: он переживал их в Департаментах, в чиновничьих кругах, в заботе об устройстве своего одинокого угла, в погоне за Обеспечением, за комфортом, в некоторой черствости, пожалуй, старого и хозяйственного холостяка. Но вернемся к Обломову. Обломова любят. Он умеет внушить любовь, даже обожание в Агафье Матвеевне. Припомните конец Романа и воспоминание о нем Захара. Он, этот слабый, капризный, неумелый и изнеженный человек, Требующий ухода, — он мог дать счастье людям, потому что сам имел сердце. Обломов не дает нам впечатления пошлости. В нем нет самодовольства, этого главного признака Пошлости. Он смутится в постороннем обществе, наделает глупостей, неловко солжет даже; но не Будет ломаться, ни позировать. В самом деле, отчего его жизнь, такая пустая, не дает впечатления Пошлости? Посмотрите, в чем его опасения: в мнительности, в страхе, что кто-нибудь нарушит его покой; Радости — в хорошем обеде, в довольных лицах вокруг, в тишине, порой — в поэтической мечте. А назовете ли вы его сибаритом, ленивцем, обжорой? Нет и нет. Разве он поступится чем-нибудь из своего Обломовского, чтоб кусок у него был послаще или постель помягче? Везде он один и тот же Обломов: в Гостиной Ильинских с бароном и в своем старом халате с Алексеевым, трюфели ли он ест или яичницу На заплатанной скатерти. Отнимите у Обломова средства, он все же не будет ни работать, ни льстить; в нем останется то же Веками выработавшееся ленивое, но упорное сознание своего достоинства. Может быть, с жалобами, Капризами, может быть, с пристрастием к рюмочке, но, наверное, без алчности и без зависимости, с Мягкими приемами и великодушием прирожденного Обломова. В Обломове есть крепко сидящее сознание независимости — никто и ничто не вырвет его из угла: ни Жадность, ни тщеславие, ни даже любовь. Каков ни есть, а все же здесь наш русский home {Дом (англ.)}. Обломов консерватор: нет в нем заскорузлости суеверий, нет крепостнической программы, вообще Никакой программы, но он консерватор всем складом, инстинктами и устоями. Вчерашний день он и помнит И любит; знает он, что завтрашний день будет лучше, робко, пожалуй, о нем мечтает, но иногда даже в Воображении жмурится и ежится от этого блеска и шума завтрашнего дня. В Ольге ему все Пленительно: тяжела любовная игра и маленькие обманы, и вся та, хоть и скромная, эмансипированность, Для которой в его сердце просто нет клапанов.
Обломов живет медленным, историческим ростом. Остановимся на одну минуту на романе Обломова с Ольгой. Еще до начала романа Обломов в разговоре со Штольцем указывает, что ему нельзя жениться: он беден; Потом это соображение несомненно тоже в нем говорит; может быть, оно в значительной мере и Содействует разрыву. Какое мещанское, мелкое соображение, не правда ли? А посмотрите, как в своих Воспоминаниях Гончаров освещает тот же мотив. Помните вы эту симпатичную фигуру Якубова, его крестного отца, образчик провинциального джентльмена 20-х и 30-х годов, тип, который просмотрели наши старые поэты. Гончаров рассказывает про Якубова следующее: Он влюбился в одну молодую, красивую собою графиню. Об этом он мне рассказал уже после, когда я Пришел в возраст, но не сказал, разделяла ли она его склонность. Он говорит только, что у него явился Соперник, некто богатый, молодой помещик Ростин. Якубов стушевался, уступил. — Отчего же вы не искали руки ее? — спросил я, недовольный такой прозаической развязкой. — Оттого, мой друг, что он мог устроить ее судьбу лучше, нежели я. У меня каких-нибудь триста душонок, А у него две тысячи. Так и вышло. Я сам желал этого. Оба они счастливы, и слава богу! — он подавлял Легкий вздох. Позже Якубов говорил с ней и о ней не иначе, как с нежной почтительностью, и был искренним другом Ее мужа и всей семьи. Вернемся к Обломову. Перед 35-летним человеком в первый раз мелькнули в жизни контуры и краски его идеала, в первый раз он Почувствовал в душе божественную музыку страсти; эта поздняя весна в сердце у человека с поседевшими Волосами, с ожиревшим сердцем и вечными ячменями, тут есть что-то и трогательное, и комичное. Обломов Душой целомудренный юноша, а в привычках старик. С робкой нежностью бережет он свой идеал, но для него Достижение идеала вовсе не цель жизни, для него это любимая мечта; борьба, усилия, суета в погоне за Идеалом разрушают мечту, оскорбляют идеал Обломова, — оттого его роман носит разрушение в самом Корне. В своих романических приключениях Обломов жалок; жалостно в нем это чередование юного задора со Старческим утомлением. Но весь роман с его стороны со всеми блестками поэзии и густым слоем прозы, Весь от первого признания — «я чувствую не музыку, а любовь» — и до горячки в развязке проникнут Какою-то трогательной искренностью и чистотой чувства. Ольга — это одна из русских миссионерок. Долгое рабство русских заключенниц, материнство с Болезнями, но без радости и в виде единственного утешения церковь — вот на такой почве выросли русские Елены, Лизы, Марианны 37: их девиз — пострадать, послужить, пожертвовать собой!.. Ольга миссионерка умеренная, уравновешенная. В ней не желание пострадать, а чувство долга. Для нее любовь есть жизнь, а жизнь есть долг. Миссия у нее скромная — разбудить спящую душу. Влюбилась она не в Обломова, а в свою мечту. Робкий и нежный Обломов, который относился к ней так послушно я так стыдливо, любил ее так просто, Был лишь удобным объектом для ее девической мечты и игры в любовь. Но Ольга — девушка с большим запасом здравого смысла, самостоятельности и воли, главное.
Обломов Первый, конечно, понимает химеричность их романа, но она первая его разрывает. Один критик зло посмеялся и над Ольгой, и над концом романа: хороша, мол, любовь, которая лопнула, Как мыльный пузырь, оттого, что ленивый жених не собрался в приказ. Мне конец этот представляется весьма естественным. Гармония романа кончилась давно, да она, Может, и мелькнула всего на два мгновения в Casta diva {Чистой богине 38 (итал.)}, в сиреневой Ветке; оба, и Ольга и Обломов, переживают сложную, внутреннюю жизнь, но уже совершенно независимо Друг от друга; в совместных отношениях идет скучная проза, когда Обломова посылают то за двойными Звездами, то за театральными билетами, и он, кряхтя, несет иго романа. Нужен был какой-нибудь вздор, чтобы оборвать эти совсем утончившиеся нити. На этом мы и покончим нашу характеристику Обломова, неполную и бледную, конечно, но едва ли Погрешившую перед поэтом в искажении его поэтического миросозерцания, его идеалов и отношения к Людям, а ведь этого прежде всего и надо требовать от критика, если он не хочет заслонять поэта от Тех людей, которым он о поэте говорит.
Примечания:
В основе статьи — мысль о соотнесенности личности писателя с созданными им образами, которая именно
Здесь впервые последовательно развита Анненским. В этом отношении статья близка к «Книгам отражений».
1 Перед нами девять… томов… — Имеется в виду Полное собрание сочинений Гончарова в 9-ти томах,
Изд. 2-е. СПб., 1886-1889.
2 Что другому бы стало… в одну рамку. — Белинский сказал это Гончарову в личном разговоре.
Гончаров пишет: «Белинский сказал мне однажды : «что другому стало бы на десять повестей, у него