Гроза, подобно Отцам и детям Тургенева, явилась поводом для бурной полемики, развернувшейся между двумя революционно-демократическими журналами: Современник и Русское сло-(*68)во. Критиков более всего занимал вопрос далеко не литературного порядка: речь шла о революционной ситуации в России и возможных ее перспективах. Гроза явилась для Добролюбова подтверждением зреющих в глубинах России революционных сил, оправданием его надежд на грядущую революцию снизу. Критик проницательно подметил сильные, бунтующие мотивы в характере Катерины и связал их с атмосферой кризиса, в который зашла русская жизнь: В Катерине видим мы протест против кабановских понятий о нравственности, протест, доведенный до конца, провозглашенный и под домашней пыткой и над бездной, в которую бросилась бедная женщина.
Она не хочет мириться, не хочет пользоваться жалким прозябаньем, которое ей дают в обмен за ее живую душу… Какою же отрадною, свежею жизнью веет на нас здоровая личность, находящая в себе решимость покончить с этой гнилой жизнью во что бы то ни стало! С иных позиций оценивал Грозу Д. И.
Писарев в статье Мотивы русской драмы, опубликованной в мартовском номере Русского слова за 1864 г. Его статья была полемически направлена против Добролюбова.
Писарев назвал Катерину полоумной мечтательницей и визионеркой: Вся жизнь Катерины,- по его мнению,- состоит из постоянных внутренних противоречий; она ежеминутно кидается из одной крайности в другую; она сегодня раскаивается в том, что делала вчера, и между тем сама не знает, что будет делать завтра; она на каждом шагу путает и свою, собственную жизнь и жизнь других людей; наконец, перепутавши все, что было у нее под руками, она разрубает затянувшиеся узлы самым глупым средством, самоубийством. Писарев совершенно глух к нравственным переживаниям, он считает их следствием того же неразумия героини Островского: Катерина начинает терзаться угрызениями совести и доходит в этом направлении до полусумасшествия; а между тем Борис живет в том же городе, все идет по-старому, и, прибегая к маленьким хитростям и предосторожностям, можно было бы кое-когда видеться и наслаждаться жизнью. Но Катерина ходит как потерянная, и Варвара очень основательно боится, что она бухнется мужу в ноги, да и расскажет ему все по порядку. Так оно и выходит…
Грянул гром – Катерина потеряла последний остаток своего ума… Трудно согласиться с тем уровнем нравственных понятий, с высоты которых судит Катерину мыслящий реалист (*69) Писарев. Оправдывает его в какой-то мере лишь то, что вся статья – дерзкий вызов добролюбовскому пониманию сути Грозы. За этим вызовом стоят проблемы, прямого отношения к Грозе не имеющие. Речь идет опять-таки о революционных возможностях народа.
Писарев писал свою статью в эпоху спада общественного движения и разочарования революционной демократии в итогах народного пробуждения. Поскольку стихийные крестьянские бунты не привели к революции, Писарев оценивает стихийный протест Катерины как глупую бессмыслицу. Лучом света он провозглашает Евгения Базарова, обожествляющего естествознание.
Разочаровавшись в революционных возможностях крестьянства, Писарев верит в естественные науки как революционную силу, способную просветить народ. Наиболее глубоко прочувствовал Грозу Аполлон Григорьев. Он увидел в ней поэзию народной жизни, смело, широко и вольно захваченную Островским. Он отметил эту небывалую доселе ночь свидания в овраге, всю дышащую близостью Волги, всю благоухающую запахом трав широких ее лугов, всю звучащую вольными песнями, забавными, тайными речами, всю полную обаяния страсти и веселой и разгульной и не меньшего обаяния страсти глубокой и трагически роковой. Это ведь создано так, как будто не художник, а целый народ создавал тут!