Ионкис Грете. О Шиллере, о славе, о любви…
«олимпийца» Гёте. О том, кто из них более велик, долго спорили и немцы. Гете, переживший друга более чем на четверть века, счел этот спор глупым и прокомментировал однозначно: «Им бы радоваться, что у них есть два таких парня!» Он был абсолютно прав, но речь идет не о мере таланта, не о значимости, а о читательском отношении. И вот недавно, листая письма Томаса Манна, я натолкнулась на высказывание, которое помогло решить мой вопрос: «В каком-то смысле Шиллер был «выше», шире душой, чем тот, и тот это знал…» Тот — это Гёте. Именно сродство душ объясняет расположенность к Шиллеру русского читателя.
«Разбойники» (1781), писавшаяся в Вюртемберге в годы учения в Карловой академии, неистовая и страстная, поставила автора в центр движения «Бури и натиска», которое стало прологом к немецкому романтизму.) автора на гауптвахту. Герцог запретил Шиллеру, служившему полковым лекарем, писать что-либо помимо медицинских статей.)»На тиранов!» Герцог был, безусловно, деспотом, но его возмутил не дух пьесы, а своеволие ее автора. Шиллер решился на побег. Началась полоса многолетних скитаний, жизни на грани нищеты. К лишениям он был привычен.
Отец его был полковым лекарем. В годы Семилетней войны он состоял при лазарете, жена кочевала вместе с ним, и своего сына Фрица она родила едва не в лейтенантской палатке.
Но судьба смилостивилась, и родился Фридрих в Марбахе, на родине матери, в крошечной комнатушке маленького домика, зато на берегу Неккара. Эта чудесная живописная река станет местом паломничества живописцев-романтиков. С ней связаны и ранние впечатления мальчика, и представление о ней как о чем-то невыразимо прекрасном.
Детство его не назовешь счастливым. Сестра вспоминает, что однажды их зазвала соседка и угостила пшеничной кашей, которую Фриц очень любил. Неожиданно в этот момент к соседу зашел их отец. Фриц так сильно испугался, что сразу закричал: «Дорогой папа, я больше никогда не буду так делать, никогда!» Отец сказал: «Ну, иди домой!» Мальчик с воплем оставил кашу, прибежал домой и стал настойчиво упрашивать мать наказать его прежде, чем вернется отец, и даже сам принес ей палку.
Палка, розги нередко гуляли по спине Шиллера и дома, и в латинской школе, куда его отдали восьми лет от роду. Отец готовил его к карьере священника. Но отец страны, герцог Карл Евгений, знал, что у капитана Шиллера, занимающегося из-за нужды довольно гнусным делом мог знать нашей с вами судьбы — быть современниками двух ужасных тоталитарных режимов: Гитлера и Сталина. Но как иногда художественная правда предвосхищает историческую!
. Шиллер доказал, что трагические коллизии возможны и в жизни простых людей. Луиза Миллер, дочь придворного музыканта, и Фердинанд фон Вальтер, сын первого министра, любят друг друга.)»Бури и натиска», штюрмерам. Вдохновленный любовью, он мечтает о равенстве и справедливости. Их чувство вызывает негодование первого министра. У него свои планы: он хочет женить сына на фаворитке герцога, леди Мильфорд. Любовь Луизы и Фердинанда трагически обречена. Они задуманы как Ромео и Джульетта нового времени. Они становятся жертвами коварных интриг, в которых участвует и отец-министр, и его секретарь, это гнусное существо Вурм.
В финале умирающий сын протягивает руку раскаявшемуся отцу. Жест символичен и характерен именно для Шиллера, герои которого никогда не отвергают руки, протянутой для примирения.
способствовали превращению Шиллера в «адвоката человечества» (Белинский).
Воздействие философской концепции Лейбница-Абеля ощутимо в одном из самых знаменитых творений Шиллера . Это стихотворение, с его призывом «Обнимитесь, миллионы!», обрело мировую известность благодаря тому, что Бетховен завершил 9-ю симфонию грандиозным хором на его текст. «Оду к радости» первым перевел на русский Н. Карамзин. Он трактовал ее как своеобразную эмоциональную утопию, мечту о возможном, но столь трудно достижимом братстве людей. Оду переводили Ф. Тютчев, В. Бенедиктов, К. Аксаков, М. Лозинский. Приводим последнюю строфу в переводе Тютчева:
Слабым .
«Оры» он привлек видных ученых и философов: Фихте, обоих Гумбольдтов, Гердера, Шлегеля.
Но самым главным было согласие Гёте участвовать в этом деле. С этого момента и началось их сотрудничество, которое переросло в дружбу. Между Гёте и Шиллером, несмотря на их разность, установились настолько близкие отношения, что Гёте, нетерпимый ко всякому нарушению распорядка его жизни, охотно приглашал Шиллера погостить и пожить у него, и Шиллер никогда не отказывался, но предупреждал Гёте о своих болезнях, требующих особого режима. И Гёте, всячески сторонящийся больных, сделал исключение для Шиллера, который, как вспоминают современники, напоминал распятого Христа.
Собственно, дружбу и сотрудничество предложил Гёте. Он написал Шиллеру: «Я без особого поощрения прошел свой жизненный путь, который мы теперь, после столь неожиданной нашей встречи, должны будем продолжать уже вместе». Им было отпущено 10 лет, это будет время веймарского классицизма.
. Молодой Лермонтов вступил в состязание с самим Жуковским и бросил ему как вызов собственный, более динамичный перевод «Перчатки».
Герой пушкинского романа, Владимир Ленский, в свою последнюю ночь перед дуэлью «при свечке Шиллера открыл». Воспринимающий мир с шиллеровской бескомпромиссностью, он накануне гибели сверяет свое поведение с уроками своего кумира.
Светлое и высокое пламя шиллеровской поэзии влекло многих русских поэтов: декабристов, Дельвига, Пущина. Опальный Пушкин, сидя в Михайловском, обращается к милому другу Кюхле — Кюхельбеккеру, который не расстанется с Шиллером даже в злосчастном Тобольске, куда будет сослан как декабрист:
Поговорим о бурных днях Кавказа,
О Шиллере, о славе, о любви-
Вслушайтесь, вдумайтесь