Изгой (Творчество Е. Замятина) Замятинство — опасное явление. Д. Фурманов Статья известного русского писателя А. Ремизова, посвященная памяти Евгения Ивановича Замятина, завершается знаменательными словами: ‘И в третий раз я его видел во сне… Я его увидел у калитки сада — чудесный сад! — и он был не тот затравленный, озирающийся, с запечатанным сердцем и с запечатанными устами, каким он появился в Париже, а тот Замятин, каким пришел он к нам на Таврическую после «Уездного». И я подумал тогда: …какой он умный!
И мы вошли в сад». В этих строках и цветаевский мотив сада, чисто русский, пронзительный, и пророчество — посмертная судьба двух больших художников, одновременно возвращаемых отечественной литературе. В течение нескольких десятилетий Замятин находился на положении изгоя в русской культуре. Его имя часто мелькало на страницах различных изданий, и всегда в негативном контексте. Его знаменитая статья «Я боюсь», цитируемая в тщательно препарированном виде, служила иллюстрацией враждебного отношения писателя к советской России.
После издания четырехтомного собрания сочинений в 1929 году Замятина на родине почти не печатали. Возвращение его наследия началось в 1986 году публикацией сборника повестей и рассказов. Столь длительное замалчивание творчества писателя было связано в первую очередь с естественным нежеланием литературных функционеров расстаться с привычным, десятилетиями шлифуемым мифом. Такова судьба художников-борцов, которые и после смерти становятся героями не сразу. Замятин был еретиком и по призванию, и по убеждениям. Он выдвигал принцип еретической литературы, видя в ней средство борьбы с «объизвествлением, корой, мхом, покоем». Предназначение искусства Замятин видел в осуществлении им провидческой функции; художник, критически настроенный по отношению к современности, «должен говорить о завтра». Главным признаком творческой концепции Замятина является сформулированный им принцип «антиэнтропийности» искусства. Свои теоретические положения писатель последовательно осуществлял в художественной практике.
Повествуя о застойном быте царской России, он провидел в ней ростки революции; анализируя послеоктябрьское бытие, писатель прозорливо предугадывал движение его к догмату. В известном романе-антиутопии «Мы», впервые опубликованном в нашей стране в 1988 году и прочитываемом как политический памфлет, Замятин не «угадал» и не «увидел», а математически точно просчитал тенденцию исторического развития общественной структуры. Замятина обвиняли в недоверии к революции. Это было несправедливо. Писатель принял идеи Октября, видя в этом событии освобождение общества от энтропийного состояния; он подвергал критике издержки революционного процесса, среди которых наиболее опасной считал тенденцию к дегуманизации общественного сознания. Утверждая космический закон революции, Замятин считал классовый подход к развитию общества односторонним и ограниченным.
Он стремился отстоять общечеловеческие, универсальные законы. Этот пафос художника составил основное содержание его антиутопии. Роман «Мы» написан в 1920 году. К этому времени Замятин был широко известным писателем.
Он являлся автором повести «Уездное», высоко оцененной критикой, его перу принадлежали повести, рассказы, сказки, в которых проявился критический пафос писателя, склонного к иронии, аллегории, сатире, гротеску. В то же время повествовательная манера художника не отличалась строгой рациональностью. Его стиль соединял в себе рационалистичность и «женственный лиризм», который был замечен критикой еще в 20-е годы. Манера художника формировалась столкновением двух авторских эмоций — любви к провинциальной России и ненависти к ее косному, тупому быту. Многие персонажи замятин-ских произведений носят сатирический характер, а подчас наделены и чертами гротеска. В повести «Уездное» уродливы и страшны фигуры урядника Анфима Барыбы, купчихи Чеботарихи, комически жалки пьяница монах Евсей и доморощенный «философ» портной Тимоша. В структуре каждого персонажа выделены доминантные черты, совокупность которых создает символический образ чудовищного «энтропийного» Уездного.