Последний роман В. Вулф «Между актами» (1941) ограничен ее любимым периодом времени — это один день, преимущественно летний, июньский. Заголовок романа имеет двойной смысл. Жизнь каждого из четырех главных персонажей: Бартоломея Оливера, Люси Суизин, Айзы и Джайлза — реконструируется на фоне огромных исторических событий, представляемых на сцене любительского театра. Время Чосера, Елизаветинская эпоха, Век Разума, Викторианская эпоха и современная драма, заключенная в истории
Англии и воспроизведенная на сцене таинственной мисс ля Троб, противопоставлены драме, разыгрываемой между актами в реальной жизни членов семьи. Старинное семейное поместье, где каждая комната жила своей жизнью, впитала память поколений, воплощает историю Англии, ее прошлое и настоящее. Одна из тем романа — реальная Англия и ее люди, старое и молодое поколения, ей противостоит тема истории, литературы, театра. Внешнее время сосредоточено в событиях одного дня, когда старые люди завтракают, разговаривают со своей невесткой Айзой, когда Айза произносит свой монолог перед зеркалом. Описывается приезд гостей на вечернее представление, окончание спектакля и отход ко сну. Внутреннее время выражено во второй теме и связано с историей каждого персонажа и с историей Англии. Чувство разочарования, смятения характерно для всех, хотя и по различным причинам. Старики с ностальгией вспоминают викторианскую Англию, процветание своего поместья и живут в мире воспоминаний, прочно укоренившихся в их сознании. Айза вся во власти захватившего ее чувства к человеку в сером, романтическому фермеру, оказавшему ей мелкие услуги. Настроение ностальгии по прошлому, презрение к настоящему составляют и подогревают внутренний конфликт, делают его невидимым романтическим театром.
Роман «Между актами» наполнен символами, метафорами, аллегориями. Ваза, холодная, гладкая, стоящая в «сердце дома», в комнате, где висят портреты предков, сохраняет ощущение величия, тишины, образовавшейся пустоты. Переживание этого холодного чужого присутствия прошлого Вулф передает многочисленными повторами слов «пустота», «холод». На протяжении всего романа над местом действия сгущаются сумерки, наступает темнота, в которой как бы усиливается интенсивность мысли и внутреннего драматического конфликта. В отличие от Пруста, который благодаря ассоциациям возвращался к объективной реальности, Вулф пренебрегает объективной действительностью или эстетизирует ее. В конце романа четыре персонажа остаются в одиночестве в атмосфере сгущающейся тьмы. Но открытость конца у модернистов означает выход сознания за собственные пределы. «Затем поднялся занавес. Они заговорили» — таковы последние слова автора, произнесенные в финале.
Контакт с реальностью для самой Вулф означал предлог для высвобождения образов, отраженных и осевших в памяти, образов, рожденных реальностью, воспринимаемой трагически, а потому отмеченной печатью угасания, умирания. Она хочет описать мысли, высказанные и невысказанные, точнее, весь причудливый поток мыслей, свойственных определенному моменту. Вот почему внутренний мир ее персонажа, даже среднего по интеллекту и эмоциональному восприятию, становится значительным и интересным.
295Сознание эстетизируется, в отличие от Джойса, за счет контроля воли. Поскольку персонажи принадлежат одному классу образованных людей, их речь не дифференцирована, она воспроизводит их хорошо организованный, логически оформленный окультуренный поток.
Вулф любит фиксировать внимание читателя на поведении своих героев, их жестах. Так, когда Кларисса Дэллоуэй стоит у телефона, она склоняется над телефонной книгой и, кажется, замирает в этой позе, пока не выливаются на поверхность повествования все ее мысли, чувства, настроения. Ее жизнь состоит из крошечных моментов: посещений дочери, цветочного магазина, прогулки по лондонским улицам, и поэтому любое даже самое незначительное движение, незнакомый голос или шум шагов имеет для нее особый смысл. Шелест платья горничной вызывает в ней лирические ассоциации с собственным положением монахини, очутившейся вдруг в замкнутом пространстве монастыря, покинувшей мир и реагирующей теперь только на тихий шелест монастырского одеяния, возвращающий ее к реальности. Равномерное движение иголки в момент, когда Кларисса зашивает вечерний туалет, передает покой и упорядоченность ее внешней жизни, составленной из условностей и нарушаемой только отдельными прозаическими действиями, связывающими ее с реальной прозаической действительностью.
Поскольку Вулф интересуют мириады впечатлений, мельчайшие частицы опыта, композиции ее романов нуждаются в особом методе укрепления своей структуры. Музыкальная схема построения, как и символические образы, способствует организации внутренней драматической формы. Структура романа «Между актами», в отличие от сонатной формы романа «К маяку», например, представляет мелодию крупной симфонической формы, с многочисленными музыкальными партиями и паузами —доминирует при этом тема утраты, невозвратимой потери, ожидания смерти и всеобщего конца, которая временно подавляется другой значительной темой, заключенной в спектакле ожившей истории и сохранившейся цивилизации.
Величайшим достижением английского модернизма стал роман Джойса «Улисс», который уже в 1919 г. отметила В. Вулф в своем эссе «Современная художественная проза». Джеймс Джойс (1882— 1941) Всегда писал о Дублине, где бы он ни находился, поскольку это был его родной город, а всякий ирландец особенно остро чувствует свою связь с родиной, когда находится вдали от нее. Джойс, в сущности, был вечным странником, его родина была нигде и везде, но тем не менее ирландские мотивы, ирландский колорит, история, ее герои присутствуют во всех творениях этого художника. Фантастические лингвистические способности Джойса позволили
Ему сделать язык одним из героев своего творчества, важнейшим инструментом для проведения эксперимента внутри поэтической системы потока сознания, которая эволюционировала благодаря включению языка в эксперимент от «Портрета художника в юности» до «Поминок по Финнегану».
Эстетические взгляды Джойса в известной степени отражали калейдоскопичность и непоследовательность устремлений современников. Здесь в одном ряду оказались Ибсен, Гауптман, Данте, Д. Мур, Йейтс. Именно благодаря поддержке Йейтса и Паунда Джойс мог получить в 1915 г. грант от Королевского литературного фонда, что, впрочем, и в дальнейшем не спасло его от зависимости от меценатов, а также не избавило от самой жестокой борьбы за существование, несмотря на растущую известность. Большую часть своей жизни Джойс провел за границей, даже его единственная пьеса «Изгнанники» увидела свет рампы в Мюнхене в 1918 г., а в Англии была поставлена Г. Пинтером лишь в 1970 г.
Начал Джойс свою творческую карьеру как поэт-урбанист, поэтическое чутье подсказало ему тематику сборника его коротких рассказов «Дублинцы» (1914). В них—разные аспекты человеческого существования, увиденные в разную пору зрелости человеческой личности, но объединенные одним настроением и ощущением трагедии существования, подвергшегося тяжелым нравственным испытаниям. Джойс использует музыкальную стихию для передачи состояния паралича, сковавшего ирландскую нацию, не способную ни пробудиться к активной жизни, ни сохранить свое достоинство, ни воспринять богатый героический дух предков. Главная тема симфонического полотна поддерживается множеством лейтмотивов и музыкальных вариаций. Тема духовной смерти доминирует, но ей предшествуют состояния, описанные в разных разделах сборника,— рассказы о детстве («Сестры», «Встреча», «Аравия»), о юности («Эвелин», «После гонок», «Два рыцаря», «Пансион»), о зрелом возрасте («Облачко», «Личины», «Земля», «Прискорбный случай») и рассказы, посвященные общественной борьбе, общественной жизни Ирландии, вождям национально-освободительного движения («В день плюща», «Мать», «Милость Божия»).
Исследование духовного оцепенения, безразличия, общественной индифферентности Джойс начинает с католицизма, от которого он сам отказывается в 1902 г., считая его серьезным тормозом на пути прогресса в Ирландии. Интродукцией к сборнику как музыкальному произведению может служить рассказ «Сестры», где смерть священника дается через восприятие ребенка. Он слышит разговоры взрослых и невольно начинает замечать то, чего не мог знать по причине своей неопытности. Тяжелое, серое лицо паралитика, пустая чаша, стоящая на груди мертвого,— вот те детали, которые выхвачены и зафиксированы детским сознанием. Джеймс
Флинн — символ религии, ребенок — символ невинности, входящей в мир зла и лицемерия.
Жизнь Дублина доведена в рассказах Джойса до уровня символа человеческого существования, оцепеневшего и бессмысленного, ожидающего своей участи и полностью лишенного способности что-либо предпринять. «Простота, гармония, озарение» —три главных элемента, составляющие смысл любого произведения писателя. Каждый рассказ из этого сборника есть точное следование правилам. Стихия тривиального, повседневного поглощает героев рассказа «Мертвые». Главная забота —еда и пустые разговоры, но все неожиданно меняется: Грета слышит песню, которую когда-то в юности пел влюбленный в нее юноша. Происходит то самое озарение, которого в конечном итоге добивался Джойс, и оно меняет наши представления о тривиальном событии и ординарном характере. Язык Джойса будет постепенно расширять и усложнять свои функции, в каждом последующем произведении он будет проявлять все больше самостоятельности, становиться полноправным героем произведения, превращаться в волшебную палочку, как в сказке преобразующую мир тривиальности в мир, полный чудес и нераскрытых возможностей.
«Портрет художника в юности» (1916) —это своеобразная парафраза романа воспитания, но главным героем его становится не личность, а сознание с ярко выраженными и постепенно оформляющимися творческими потенциями и возможностями. Вначале герой — мальчик, отданный на воспитание иезуитам, страдающий от комплекса неполноценности, постоянно служащий предметом насмешек, неуверенный и неловкий близорукий человечек, болезненно переживающий свою зависимость от несправедливого и жестокого мира церкви. В самом имени главного героя заключен символ — Стивен Дедалус возвращает читателя к своему архетипу, отчаянному смельчаку, дерзнувшему бросить вызов природе. Символика романа раскрывается на двух уровнях — сознательном и подсознательном. Последний взрывает первый и является убедительным доказательством того, что творческая личность, отбросив всякие ограничения и препоны, устремляется навстречу жизни. Существенным критическим моментом для ощущения себя как творческой личности служит «эпифания», «озарение» — момент, в который впервые Стивен ощутил свою непреодолимую склонность к живописи, к искусству. Он видит на берегу моря девушку, которая представляется ему сказочной птицей, манящей и зовущей его в необъятный простор. Пробуждение сознания дается через очень тонко сбалансированную нюансировку наполнения детского сознания все новыми и новыми ощущениями, образами более сложными. Неосознанные сексуальные инстинкты спрятаны в глубине подсоз-