В. Астафьев, убежденный сторонник реализма, неустанно ищет новые средства художественной типизации. Отрицая сочинительство, ложную романтику, различные имитации правды, В. Астафьев выступает за реализм высокой мысли, исследующей нравственные начала бытия. «Для меня, говорит он, может быть, самая романтичная из книг последнего времени — «Горячий снег» Юрия Бондарева, хотя нет там романтических атрибутов. Но бьется там, трепещет среди смертей и горя жажда мира, меч-га о любви, о Родине и обо всем, что есть прекрасного в жизни» Повести В.
Астафьева («Где-то гремит война» — законченный фрагмент из «Последнего поклона»; «Звездопад»; «Пастух и пастушка») можно рассматривать как психологические драмы духа человека, познающего мир с. «моменты роковые»; цикл этих произведений воспринимается как история молодого человека, переживающего суровые испытания в условиях войны. Особый склад характера Вити Потылицына, Михаила Ерофеева или Бориса Костяева определяется разумом сердца, безошибочно распознающим добро и зло в человеке, истинные чувства и нравственные качества. В «Звездопаде» поэтизируется история краткой, сверкнувшей, как молния, любви солдата Ерофеева и медсестры Лиды, в «Пастухе и пастушке» — любовь Бориса Костяева и Люси.
В дни жесточайшего сражения на Украине, среди пожарищ и смерти, любовь эта рисуется в трагедийных тонах: Борис Костяев гибнет от неразрешимых коллизий и душевного разлада, утратив волю к преодолению всего тяжкого, что несет с собою война. Даже его любовь оказалась бессильной против жестокой реальности. К.
Симонов пишет о повести «Звездопад»: «Если писатель верен правде,— пишет ли он пьесу, цикл стихов, повесть, посвященные любви, любовь у него в произведении не может не быть неразрывно, крепчайшим образом связана с войной. (…) Возьмите одну из первых повестей Виктора Астафьева «Звездопад». Это отличная вещь. События, в ней происходящие, замкнуты, в сущности, стенами госпиталя, но за внезапно вспыхнувшей любовью, о которой рассказывается в повести, мы видим войну со всей ее неимоверной тяжестью.
В самой этой любви присутствует война, не будь ее, любовь была бы иной и вся история взаимоотношений была бы иной». Требовательно проверяя своих героев в разных жизненных испытаниях, проводя их через открытия окрыляющие, через счастье любви, В. Астафьев не упрощает, не смягчает суровой, даже жестокой, действительности. Его герой волен принимать собственные решения, какой бы дорогой ценой они пи доставались, какие бы последствия ни влекли за собой.
В. Астафьев всегда объективен в отношении к герою и потому имеет право судить его, если герой не находит в себе сил для возрождения к жизни, как это произошло с Борисом Костяевым. А. Макаров писал: «Может быть, это несколько рискованное предположение, но, думается, в таланте Астафьева есть нечто роднящее его с Достоевским — беспощадная правдивость доведенных до накала драматических положений, страдательное сочувствие к той поре, когда человек еще только складывается, и умение разыскивать лучшие, высшие чувства там, где их вроде и подозревать невозможно. В «Звездопаде», как, впрочем, и в других повестях, это относится не только к Михаилу, сердце которого вспыхнет любовью целомудренной и трогательной, и не только к Лиде, что ответит ему таким же чистым чувством.
А и к тем, кто неистощим на ласку, доброту и заботу, чтобы заново сделать человека из того, в ком «все выбито, истреблено». В социально-психологических повестях, которые пишет В.
Астафьев, человек очерчен конкретно исторически. В мужественных и мудрых драмах-сказаниях о человеке наших дней сильна лирическая окраска и напряженность монолога, в которых сливаются голоса автора и героя. «Я люблю родную страну свою. (…) В яркие ночи, когда по небу хлещет сплошной звездопад, я люблю бывать один в лесу, смотрю, как звезды попыхивают, кроят, высвечивают небо и улетают куда-и1. Говорят, что многие из них давно погасли до того, как мы родились, но свет их все еще идет к нам, все еще сияет нам» («Звездопад»).
Мысль автора образна и глубока. «Жажда жизни рождает неслыханную стойкость — человек может перебороть неволю, голод, увечье, смерть, поднять тяжесть выше своих сил.
Но если нет ее, тогда все — остался от человека мешок с костями. Потому и на передовой бывало: сильный человек ни с того вроде бы, ни с чего начинал зарываться в молчание, как ящерица в песок, становился одиноким среди людей. И однажды с обезоруживающей уверенностью объявлял: «А меня скоро убьют». Иной даже и срок определял себе — «сегодня или завтра». И никогда, почти никогда фронтовики не ошибались…» («Пастух и пастушка»). Гуманизм книг В.
Астафьева органичен природе его творчества и философии жизни. Анализируя содержание повести 70-х годов о войне, мы отмечаем расширение диапазона действительности, новизну проблематики, многообразие жанровых видов и обогащение изобрази-юльных средств.