Христианский социализм. Здесь, вместе с братом Михаилом, он издает журнал Время (с 1861 года), а после его запрещения – журнал Эпоха. В напряженном диалоге с современниками Достоевский вырабатывает свой собственный взгляд на задачи русского писателя и общественного деятеля. Это своеобразный, русский вариант христианского социализма.
Достоевский разделяет историческое развитие человече-(*38)ства на три стадии, соответствующие прошлому, настоящему и будущему. В первобытных, патриархальных общинах, о которых остались предания как о золотом веке человечества, люди жили массами, коллективно, подчиняясь общему и для всех авторитетному закону. Затем наступает время переходное, которое Достоевский называет цивилизацией. В процессе общегенетического роста в человеке формируется личное сознание, а с его развитием – отрицание непосредственных идей и законов.
Человек как личность становится во враждебное отношение к авторитетному закону масс и всех и, обожествляя себя, всегда терял и теряет до сих пор веру в Бога. Так кончались, по Достоевскому, все цивилизации. В Европе, например, где развитие цивилизации дошло до крайних пределов развития лица,- вера в Бога в личностях пала.
Но цивилизация, ведущая к распадению масс на личности,- состояние болезненное. …Человек в этом состоянии чувствует себя плохо, тоскует, теряет источник живой жизни, не знает непосредственных ощущений и все сознает. Тип такой усиленно сознающей себя личности Достоевский создает в Записках из подполья.
Трагедия подпольного человека заключается в отсутствии скрепляющего личность сверхличного нравственного центра. Человек, утративший веру в высшие духовные ценности, обречен на самоедство, бесконечное самокопание и самоуничтожение. Предоставленный самому себе, обожествивший свои собственные силы и возможности, он становится или рабом самого себя, или рабом слепых кумиров, мнимых божков, вождей, фальшивых авторитетов, как это происходит, например, в повести Достоевского Село Степанчиково и его обитатели.
В образе приживальщика-тирана, лжепророка Фомы Опискина показывается трагедия современного общества, так легко отдающегося во власть ничтожного демагога. Есть в этой фигуре что-то зловещее и пророческое. Достоевский очень настороженно отнесся в этой связи и к теории разумного эгоизма Чернышевского, сформулированной в статье Антропологический принцип в философии, а художественно воплощенной в романе Что делать?. Главной движущей силой общественного развития Чернышевский считал стремление к удовольствию. Человек любит самого себя, в основе его поступков лежит та же мысль о собственной личной пользе, личном удовольствии, личном благе, лежит чувство, называемое эгоизмом,- писал Чернышевский.
Правда, революционер-демократ делал существенную (*39) оговорку, оптимистически провозглашая, что в природе человека заложен инстинкт общественной солидарности и что разумный эгоист получает высшее удовольствие, принося пользу ближнему. Достоевский этого оптимизма не разделял.
Ему казалось, что идеи Чернышевского могут быть подхвачены и довольно легко опошлены циниками и подлецами всех мастей. За формулу нет никакой разницы между пользой и добром цепляется, например, старый князь Валковский в романе Достоевского Униженные и оскорбленные: Все для меня, и весь мир для меня создан… Я наверное знаю, что в основании всех человеческих добродетелей лежит глубочайший эгоизм… Люби самого себя – вот одно правило, которое я признаю. Жизнь – коммерческая сделка.
На тех же мотивах, приземляющих и опошляющих теорию Чернышевского, играет циничный буржуазный делец Лужин в Преступлении и наказании. Достоевский глубоко убежден, что атеистическое человечество рано или поздно соскользнет на путь индивидуалистического самообожествления, о чем с наглядностью свидетельствует популярная на Западе эгоцентрическая философия Макса Штирнера, изложенная в книге Единственный и его собственность: Я сам создаю себе цену и сам назначаю ее… Эгоисту принадлежит весь мир, ибо эгоист не принадлежит и не подчиняется никакой власти в мире… Наслаждение жизнью – вот цель жизни…
Первое путешествие по Западной Европе в 1862 году еще более укрепило Достоевского в мыслях о том, что, опираясь лишь на силы своего ограниченного разума и обожествляя их, человечество неминуемо движется к катастрофическому концу. Все собственники или хотят быть собственниками. Рабочие тоже все в душе собственники: весь идеал их в том, чтоб быть собственниками и накопить как можно больше вещей; такая уж натура.
Натура даром не дается. Все это веками взращено и веками воспитано.
Провозгласили: свобода, равенство и братство! Свобода. Какая свобода? Одинаковая свобода всем делать все что угодно в пределах закона. Когда можно делать все что угодно?
Когда имеешь миллион. Дает ли свобода каждому по миллиону?
Нет. Что такое человек без миллиона? Человек без миллиона есть не тот, который делает все что угодно, а тот, с которым делают все что угодно.
Точно так же и братство. Его сделать нельзя. Оно само делается, в природе находится.
А в природе западной его в наличности не оказалось, а оказалось начало личное, начало особняка… Достоевский убежден, что этот безра-(*40)достный итог является кризисом некогда высокой культуры европейского гуманизма, возникшей еще в эпоху Возрождения. Уже тогда мощная энергия обожествившей себя и свои силы человеческой личности посеяла первые семена эгоизма, дающие теперь свои драматические всходы в Западной Европе. Но Достоевский считает, что состояние цивилизации – явление переходное, равно как и сам человек – это существо недоконченное, недовоплощенное, находящееся в стадии общегенетического роста. И если б не указано было человеку в этом его состоянии цели – он бы с ума сошел всем человечеством.
Однако такой идеал есть – Христос. Даже ни один атеист, оспоривавший божественное происхождение Христа, не отрицал того, что Он – идеал человечества… В чем закон этого идеала? Возвращение в массу, но свободное и даже не по воле, не по разуму, не по сознанию, а по непосредственному ужасно сильному, непобедимому ощущению, что это ужасно хорошо. Достигнуть полного могущества сознания и развития, вполне сознать свое я – и отдать это все самовольно для всех…
В этой идее есть нечто неотразимо-прекрасное, сладостное, неизбежное и даже необъяснимое – все отдавая, ничего себе не требовать. Коли веришь во Христа, то веришь, что и жить будешь вовеки…
Говорят, человек разрушается и умирает весь. Но это ложь. Мы уже потому знаем, что не весь, что человек, как физически рождающий сына, передает ему часть своей личности, так и нравственно оставляет память свою людям (Пожелание вечной памяти на панихидах знаменательно), то есть входит частию своей прежней, жившей на земле личности в будущее развитие человечества. Мы наглядно видим, что память великих развивателей человечества живет между людьми… и даже для человека величайшее счастье походить на них.
Значит, часть этих натур входит и плотью и одушевленно в других людей. Христос весь вошел в человечество, и человек стремится преобразиться в я Христа как в свой идеал.
Достигая высшей стадии – мировой гармонии,- человек будет все более и более приближаться к богочеловеческому совершенству Христа, а в финале этого пути переродится окончательно. Мировая гармония у Достоевского предполагает личное бессмертие и воскрешение всех умерших. С этих позиций писатель подвергает критике современных социалистов. Социалисты взяли у христианства идею гармонического общежития, устроенного на началах братского единения, но решили достигнуть ее слишком легким, (*41) поверхностным путем.
Они поставили нравственное совершенствование общества в прямую зависимость от его экономического строя и тем самым низшую, экономическую область превратили в высшую и господствующую. А потому социалисты не смогли подняться над мещанским, буржуазным мироисповеданием.
Экономическая сила никогда не свяжет,- говорил Достоевский,- свяжет сила нравственная. На мясе, на экономической идее, на претворении камней в хлебы ничего не основывается.
Разум или экономические отношения – все это лишь частные элементы общечеловеческой жизни, а потому они должны определяться началом нравственным, а не наоборот. Главный грех современных социалистических учений Достоевский видел в том, что в области высших духовных интересов они требуют для человека слишком малого. В их теориях переустройства общества недостаточно учитывается противоречивая, недовоплощенная натура человека и снимается бремя тяжелого, повседневного труда нравственного совершенствования.
Подобно Раскольникову, они хотят с одной логикой натуру перескочить, не замечая, что зло в человеке лежит глубже, чем предполагают лекаря-социалисты, а добро – выше тех границ, которые их учениями определяются. Только христианство стремится к братству через духовное очищение каждого человека независимо от условий его жизни, вопреки влиянию среды. Революционная партия,- пишет Достоевский,- тем дурна, что нагремит больше, чем результат стоит, нальет крови гораздо больше, чем стоит вся полученная выгода… Вся эта кровь, которою бредят революционеры, весь этот гвалт и вся эта подземная работа ни к чему не приведут и на их же головы обрушатся.