Подлинное мироощущение Бунина проявилось в таких его рассказах, как «На хуторе», «На Донце», «Перевал», «Антоновскиеяблоки», «Скит», «Сосны» и др. Уже в рассказе «На хуторе» (1895) есть и сожаление о быстротечности человеческой жизни, и внезапная мысль о неизбежности смерти, и одиночество человека. Спасительное успокоение происходит от созерцания гармонии природы («Звезды в небе светят так скромно и загадочно; сухо трещаткузнечики, и убаюкивает и волнует этот шепот — треск»). Позже стрекот насекомых и пение ночных цикад станет у Бунина постоянным символом неиссякаемой и загадочной силы жизни. Ярко звучит в рассказах и тема прошлого — сказочного, овеянного поэзией (наивысшее выражение этот мотив получит в повести «Суходол»). Печаль о прошлом переплетается с грустным созерцанием «запустения» помещичьих усадеб («В силу чего русской душе так мило, так отрадно запустение, глушь, распад?
» — напишет Бунин впоследствии). Рассказ «Антоновские яблоки» — это первое произведение, где четко определилось стилевое самосознание писателя. Бунин строит рассказ не на хронологической последовательности, а на технике ассоциаций. Его сравнения основаны на зрительных, звуковых и вкусовых ассоциациях (в прозе Бунина, как и в его лирике, метафоричность ослаблена): «как лисий мех леса», «шелки песков», «огненно-красная змея молния». В рассказе «Сосны» проявляется одна из самых замечательных особенностей творчества Бунина — Избыточность ярких, выразительных, но как бы лишних и ненужных деталей.
Это зачарованность «божественно-бесцельными» деталями — самодостаточными и самоценными — объясняется стремлением запечатлеть неповторимое многообразие мира. Почти одновременно с «Антоновскими яблоками» Бунин пишет осеннюю поэму «Листопад», свой первый поэтический шедевр. Здесь уже можно проследить все особенности зрелой поэзии Бунина: простоту, спокойную без ложного пафоса интонацию, намеренную традиционность стиха, намеренные прозаизмы, приближающие поэтическую речь к разговорной. Бунин вошел в русскую литературу в период зарождения модернизма, и хотя он долгое время считался старомодным писателем классических традиций, его творчеству присущи все черты нового времени.
Почти все его рассказы начала века бессюжетны и лиричны («Туман» — описание чувств лирического героя в туманную ночь на корабле, «Заря всю ночь» — переживания девушки накануне свадьбы и т. д.); драматизм его рассказов не в сюжетном конфликте, а в самой атмосфере повествования.
Началу действия часто предшествуют автономные и как бы излишние картины, а за завершением действия часто следует «постскриптум», неожиданно открывающий новую перспективу («Красный генерал», «Клаша», «Легкое дыхание»). Незаконченность и недосказанность повышают активность читательского восприятия.
Различные описания и отступления у Бунина разрушают последовательный ход действия, а само действие как бы распадается на отдельные блоки-сегменты («Старуха» — набор независимых сценок и картин, «Братья» — несколько независимых друг от друга героев). Бунин никогда не комментирует свои впечатления и отношение к изображаемому, а старается передать нам в непосредственном виде само ощущение, заразить, загипнотизировать чувством. Понимание стихийности мышления и его неподвластности сознательному волевому усилию обусловливает необычное, нелогичное для традиционного психологизма поведение бунинских героев («Умерла! — говорил я себе, — и, вздрагивая, смеялся». Так герой рассказа «Старая песня» реагирует на смерть любимой женщины). Новый взгляд на психологию человека влечет за собой и отказ от прямолинейного морализма. Для Бунина конкретная жизненная ситуация не содержит в себе нравственной проблемы, ибо самая главная проблема — жизнь, управляемая вечными и не известными нам законами.
Человек же у Бунина — вовсе не вершина творения, а жалкое, может быть, наименее совершенное создание. С глубоким пониманием психики связан и интерес Бунина к состоянию сна, бреда, галлюцинациям (предсмертные бредовые видения землемера в «Астме», «Сны Чанга», «Сон епископа Игнатия Ростовского», сон Мити в повести «Митина любовь») — это своеобразная возможность выйти за пределы нашего «я», приобщиться к душе мира, преодолев границы индивидуального сознания. Важное место в творчестве Бунина занимали его размышления о Загадочной русской душе, Которые наиболее полно воплотились в повести «Деревня», вызвавшей в читательских кругах сенсацию своей беспощадностью, смелостью и вызовом общепринятому мнению. Одна из самых удивительных черт русского характера, которой не устает поражаться Бунин, — это абсолютная неспособность к нормальной жизни и отвращение к будням («постыла им жизнь, ее вечные будни»). Повседневная работа при таком ощущении жизни — одно из самых тяжких наказаний.
Однако апатия в обыденной жизни сменяется неожиданной энергией в чрезвычайных обстоятельствах (один из персонажей «Деревни» — Серый ленится заделать дыры в крыше, но первым является на пожар). Желание освободиться от унылого существования может толкнуть героев либо на экстравагантный неожиданный поступок, либо на свирепый бунт — нелепый и бессмысленный (бунтующие мужики грозят убить Тихона Красова, а потом по-прежнему почтительно кланяются ему). У других героев «Деревни» ненависть к будням выражается в сонном и мечтательном ожидании некоего праздника жизни. Бунин всячески подчеркивает иррациональность русского человека и непредсказуемость его поступков («Самое что ни на есть любимое наше, самая погибельная наша черта: слово — одно, а дело — другое»). Описывая грубость, зависть, враждебность, жестокость крестьян, Бунин никогда не позволяет себе обличительный тон, он предельно правдив и объективен. Однако это не холодная констатация ужасающей действительности, а жалость и сострадание к «мечущимся и несчастным» и даже самобичевание — только истинно русский мог так написать о России.