Накануне крестьянской реформы 1861 года вопрос о народе и его исторических возможностях, подобно вопросу быть или не быть?, встал перед людьми революционно-демократического образа мысли. Разочаровавшись к 1859 году в перспективах реформ сверху, они ожидали освобождения снизу, питали надежду на крестьянскую революцию. Некрасов не сомневался в том, что именно народ, многомиллионное крестьянство, является основной и решающей исторической силой страны.
И тем не менее самую задушевную поэму о народе, написанную в 1857 году, он назвал Тишина. Поэма эта знаменовала некоторый поворот в развитии Некрасова. Поиски творческого начала в жизни России на заре 60-х годов были связаны с интеллигенцией: она является главным героем трех предшествующих поэм: В. Г.
Белинский, Саша, Несчастные. К народу в этих произведениях Некрасов выходил не прямо, а косвенно: через заступников народных, страдальцев и мучеников за правду. В Тишине поэт впервые с надеждой и доверием обратился сам к народу: Все рожь крутом, как степь живая, Ни замков, ни морей, ни гор… Спасибо, сторона родная, За твой врачующий простор! В лирической исповеди поэта ощущается народный склад ума, народное отношение к бедам и невзгодам. Стремление (*178) растворить, рассеять горе в природе – характерная особенность народной песни: Разнеси мысли по чистым нашим полям, по зеленым лужкам. Созвучны ей и масштабность, широта поэтического восприятия, врачующий простор. Если в поэмах В. Г. Белинский, Несчастные идеал русского героя-подвижника воплощался у Некрасова в образе гонимого народного заступника, то в Тишине таким подвижником становится весь русский народ, сбирающийся под своды сельского храма: Храм воздыханья, храм печали – Убогий храм земли твоей: Тяжеле стонов не слыхали Ни римский Петр, ни Колизей! Сюда народ, тобой любимый, Своей тоски неодолимой Святое бремя приносил – И облегченный уходил! Почему тоску народа Некрасов называет святым бременем? Как объяснить, что демократ-шестидесятник создает религиозные стихи, исполненные такой суровой красоты, такой высокой скорбной силы? Вспомним, что становление демократических взглядов Некрасова совершалось во второй половине 40-х годов, когда передовые умы России были захвачены идеями французских социалистов-утопистов. Это были социалисты-мечтатели, идеи братства, равенства и свободы они считали новым христианством, продолжением и развитием нравственных заповедей Иисуса Христа. Социалисты-утописты, как правило, критиковали официальную церковь, но этические идеи христианства, связанные с проповедью социального равенства и человеческого братства, они считали святым бременем, зерном, из которого вырастает идея нового, справедливого, социалистического общества. Русские их последователи были подчас сторонниками более решительной, революционной ломки старого мира. Но в области этической, нравственной они шли за своими предшественниками. Белинский в знаменитом письме к Гоголю называл православную церковь опорою кнута, угодницею деспотизма, однако Христа он при этом не только не отрицал, а прямо считал его предтечей современного социализма: Он первый возвестил людям учение свободы, равенства и братства и мученичеством запечатлел, утвердил истину своего учения. (*179) Многие современники Белинского шли еще дальше. Сближая социализм с христианством, они объясняли это сближение тем, что в момент своего возникновения христианство было религией угнетенных и содержало в себе исконную мечту народа о будущем братстве. Поэтому, в отличие от Белинского, Герцен, например, а вместе с ним и Некрасов с преклонением относились к религиозности русского крестьянства, видели в ней одну из форм проявления естественной мечты простого человека о будущей мировой гармонии. В дневнике от 24 марта 1844 года Герцен писал: Доселе с народом можно говорить только через Священное Писание, и, надобно заметить,- социальная сторона христианства всего менее развита; Евангелие должно войти в жизнь, оно должно дать ту индивидуальность, которая готова на братство. Заметим, что такое обмирщение религии не слишком противоречило коренным основам крестьянской религиозности. Русский мужик не всегда уповал в своих верованиях на загробный мир и будущую жизнь, а иногда предпочитал искать землю обетованную на этом свете. Сколько легенд оставила нам крестьянская культура о существовании таких земель, где живет человек в довольстве и справедливости! Вспомним, что даже в рассказе Тургенева Бежин луг сон крестьянских детей овеян этой доброй мечтой о земле обетованной. В поэзии Некрасова постоянно звучат религиозные мотивы, а в качестве идеала для народных заступников выступает образ Христа. Эти мотивы имеют народно-крестьянские истоки, они прямо связаны с социально-утопическими убеждениями поэта. Некрасов верит, что социалистические чаяния являются духовной опорой верующего христианина, крепостного мужика. Но в Тишине его волнует и другой вопрос: перейдут ли эти мечты в дело, способен ли народ к их практическому осуществлению? Ответ на него содержится во второй и третьей главках поэмы. Крестьянская Русь предстает в них в собирательном образе народа-героя, подвижника русской истории. В памяти поэта проносятся недавние события Крымской войны и обороны Севастополя. Воссоздается событие эпического масштаба: в глубинах крестьянской жизни, на проселочных дорогах свершается единение народа в непобедимую Русь перед лицом общенациональной опасности. Неслучайно в поэме воскрешаются мотивы древнерусской литературы и фольклора. В период роковой битвы у автора Слова о полку Игореве реки мутно текут, а у Некрасова черноморская волна, еще густа, еще красна, уныло в берег славы плещет. В народной песне: где мать-то плачет, тут реки прошли; где сестра-то плачет, тут колодцы воды, а у Некрасова: Прибитая к земле слезами Рекрутских жен и матерей, Пыль не стоит уже столбами Над бедной родиной моей. И о военных действиях неприятеля Некрасов повествует в полусказочном, полубылинном духе: Три царства перед ней стояло, Перед одной… таких громов Еще и небо не метало С нерукотворных облаков! В поэме укрепляется вера Некрасова в народные силы, в способность русского мужика быть героем национальной истории. Но когда народ проснется к сознательной борьбе за свои интересы? На этот вопрос в Тишине нет определенного ответа, как нет его и в Размышлениях у парадного подъезда, и в Песне Еремушке, ставшей гимном нескольких поколений русской демократической молодежи. В этом стихотворении сталкиваются и спорят друг с другом две песни: одну поет няня, другую – проезжий городской. В песне няни утверждается мораль холопская, лакейская, в песне проезжего звучит призыв к революционному делу под лозунгами братства, равенства и свободы. По какому пути пойдет в будущем Еремушка, судить трудно: стихотворение и открывается, и завершается песней няни о терпении и смирении. Тут скрывается существенное отличие народного поэта Некрасова от его друзей Чернышевского и Добролюбова, которые в этот момент были большими (*181) оптимистами относительно возможного народного возмущения. Именно потому в стихах Некрасова На смерть Шевченко, Поэт и гражданин, Памяти Добролюбова народный заступник – чаще всего страдалец, идущий на жертву. Такая трактовка народного заступника не вполне совпадает с этикой разумного эгоизма Чернышевского. По отношению к новым людям у Некрасова часто прорываются чувства, близкие к религиозному преклонению. Характерен мотив избранности, исключительности великих людей, которые проносятся звездой падучею, но без которых заглохла б нива жизни. При этом Некрасов отнюдь не порывает с демократической идеологией. Его герой напоминает не сверхчеловека, а почитаемого и любимого народом христианского подвижника. В подвижническом облике некрасовских народных заступников проявляется глубокий их демократизм, органическая связь с народной культурой. В миросозерцании русского крестьянина воспитана трудной отечественной историей повышенная чуткость к страдальцам за истину, особое доверие к ним. Немало таких мучеников-правдоискателей находит поэт и в самой крестьянской среде. Его привлекает аскетический образ Власа (стихотворение Влас), способного на высокий нравственный подвиг. Под стать Власу суровый образ пахаря в финале поэмы Тишина, который без наслаждения живет, без сожаленья умирает. Судьба Добролюбова в некрасовском освещении оказывается родственной доле такого пахаря: