Михаил Эпштейн
2. Джордж Оруэлл: проект обогащения языка
«Новые слова» против «новояза». Идея создания новых слов, сознательного обогащения языка поначалу кажется еретической и химерической. Она приводит на память «новояз» из антиутопического романа «1984». Его автор Джордж Оруэлл (1903-1950) — беспощадный критик тоталитаризма и всех его пропагандистско-лингвистических проектов, включая искусственный, обедненный, схематический язык, так называемый «новояз», с заранее внедренными в него «правильными» оценками всех явлений. Тем более интересно, что сам Оруэлл был сторонником целенаправленного обновления языка. О лингвистических взглядах Оруэлла и проекте творческого обновления английского языка мы узнаем из его статьи «Новые слова» (1940), откуда я приведу несколько фрагментов.
«В настоящее время образование новых слов — медленный процесс (я читал где-то, что английский язык приобретает примерно шесть и теряет четыре слова ежегодно). Новые слова сейчас не создают целенаправленно, за исключением названий материальных объектов. /…/ Было бы вполне осуществимо изобрести словарь порядка нескольких тысяч слов, которые охватывали бы те области нашего опыта, которые сейчас практически не обозначены в языке. /…/
Сдается мне, что по части точности и выразительности наш язык до сих пор пребывает в каменном веке. Выход из положения, который я предлагаю, — изобретать слова намеренно, как изобретают части автомобильного двигателя. Представим себе, что существует лексика, которая бы точно выражала жизнь разума и больше нет нужды в безнадежном чувстве невыразимости жизни… Я думаю, польза от этого очевидна. Еще более очевидная польза — сесть и на практике приняться за процесс создания новых слов, руководствуясь здравым смыслом. Но прежде, чем говорить о способе создания новых слов, я, пожалуй, займусь возражениями, которые непременно возникнут.
Скажите любому разумному человеку: «давай, организуем общество по созданию новых, более точных слов и он, прежде всего, возразит, что это — сумасбродная идея, и, возможно, добавит, что имеющиеся слова, при правильном употреблении, справятся с любыми трудностями. …В конце концов, будет сказано что-то вроде: «Нельзя действовать так педантически. Языки растут медленно, как цветы, их нельзя починить на скорую руку, как детали механизма, любой искусственный язык будет невыразительным и безжизненным, как эсперанто. Весь смысл слова — в постепенно приобретаемых ассоциациях» и пр., и пр.
Прежде всего, это возражение, как и большинство возражений, возникающих в связи с идеей любых изменений, не что иное, как одна из вариаций извечного «что есть, то пусть и будет». До сих пор мы не занимались намеренным созданием слов, и все живые языки развивались медленно и бессистемно; следовательно, языки не могут развиваться иначе. /…/ На самом деле, все эти аргументы — чепуха. Отрицательная реакция происходит от глубокого, иррационального инстинкта, суеверного по своей природе. Это чувство, что прямой разумный подход к сложностям, любая попытка решить жизненную проблему, как решают уравнение, — ни к чему не приведет и, более того, рискованна.
/…/Для одиночки или небольшой группы взяться за пополнение языка, как делает сейчас Джеймс Джойс, — такой же абсурд, как играть одному в футбол. Нужны несколько тысяч одаренных, но нормальных людей, которые бы посвятили себя словотворчеству с такой же серьезностью, с какой люди посвящают себя в наше время исследованию Шекспира. При таком условии, я верю, мы могли бы творить чудеса с языком. /…/
Интересно, что в то время как наше знание развивается и наша жизнь и, следовательно, наш ум усложняются столь быстро, язык, главное средство коммуникации, движется еле-еле. Именно поэтому, я думаю, идея сознательного изобретения слов заслуживает, по крайней мере, обсуждения.» 5]
Итак, Оруэлл не просто предлагает создавать новые слова и последовательно обогащать ими язык: он мыслит это как вполне конкретный и осуществимый проект, вовлекающий группу одаренных людей, писателей, филологов, посвятивших себя словотворчеству. Его статья полна конкретных технических соображений о том, какие области человеческого опыта больше всего нуждаются в новых способах выражения, как сделать новые слова наиболее естественными и способствовать их вхождению в язык.
Нет ли здесь противоречия: Джордж Оруэлл — решительный противник новояза и вместе с тем сторонник создания новых слов? Дело в том, что коммунистический, или «ангсоцовский» новояз, о котором писал Оруэлл в своем романе «1984», был насилием над языком, попыткой его сокращения, а не расширения (его прототипом послужил советский идеологический язык 1920-х — 1930-х гг.) Говорит Сайм, филолог, составитель словаря новояза: «Вы, вероятно, полагаете, что главная наша работа — придумывать новые слова. Ничуть не бывало. Мы уничтожаем слова — десятками, сотнями ежедневно. Если угодно, оставляем от языка скелет. /…/ Знаете ли вы, что новояз — единственный на свете язык, чей словарь с каждым годом сокращается? /../В итоге все понятия плохого и хорошего будут описываться только шестью словами, а по сути, двумя» («1984», ч. 1, 5). Так, собственно, и происходило в коммунистическую эпоху: словарный запас русского языка последовательно сокращался, из него выбрасывались целые тематические и стилевые пласты, что можно видеть, например, из сравнения Словаря Д. Ушакова (1940) с российскими словарями 19-го века (академическим 1847 г. и далевским 1863-65). Из статьи Оруэлла следует, что создание новых слов — это проект антитоталитарный, опыт расширения нашего языка и сознания, которое тоталитаризм пытается всячески сузить, свести до двух значений: «за» и «против», «ура!» и «долой!»
Оруэлловский призыв к словотворчеству еще острее звучит для сегодняшнего состояния русского языка, чем для английского языка образца 1940 г. Тогда, в год публикации оруэлловской статьи, в английском языке уже насчитывалось порядка 600 тысяч слов, о чем свидетельствовало второе издание полного вебстеровского «Нового международного словаря английского языка» (Webser’s hir New Inernionl iionry of he English Lnguge Unbrige), вышедшее в 1934 г.. Между тем самый полный, ныне издаваемый Большой академический словарь русского языка обещает в своих 20 томах вместить только 150 тыс. слов, т. е. всего одну четверть от объема тогдашнего вебстеровского. Сколько из них окажутся заимствованиями, если исходить из нынешних темпов англизации русского языка?
Я считаю, что призыв Оруэлла к творческому обновлению языка не менее актуален для нынешней, постсоветской России, чем его антиутопический роман «1984» был актуален для России советской, тоталитарной. Оруэлл всегда оказывается прав: и как социальный антиутопист, и как утопист языка. Но боюсь, что он представляет себе процесс создания новых слов несколько упрощенно, и к его видению писателя хотелось бы добавить размышления филолога. Новые слова не просто выдумываются, изобретаются кем-то и вводятся в язык по взаимной договоренности определенного круга людей, «благотворителей» языка и «заговорщиков» во имя его приумножения и процветания. То новое, что вносится в язык, не есть просто чья-то смелая инициатива, изобретательская удача. Это выражение открытой системности самого язык, которая делает и возможным, и необходимым постоянное его пополнение.
3. Борьба системы и нормы
У языка есть два измерения, которые обычно обозначаются как «система» и «норма». Норма — это тот язык, на котором мы говорим, который считаем правильным и преподаем в школе. Это язык грамматик, учебников и словарей, пусть даже в них отражается диалектная, жаргонная, ненормативная речь. «Ненормативная» — тоже часть языковой нормы, хотя и отступает от нормы речевой, этической, социальной и т. д. Как определяет энциклопедия, «норма — это совокупность наиболее устойчивых традиционных реализаций языковой системы, отобранных и закрепленных в процессе общественной коммуникации…., совокупность стабильных и унифицированных языковых средств и правил их употребления, сознательно фиксируемых и культивируемых обществом…» 6].
Итак, норма — это «реализация языковой системы». А что же такое сама языковая система? По определению того же словаря, это «множество языковых элементов любого естественного языка, находящихся в отношениях и связях друг с другом, которое образует определенное единство и целостность» 7]. Если норма — это устойчивая реализация системы, то система — это потенциальность языка, которая не исчерпывается никакой конкретной реализацией. История языка есть история борьбы системы и нормы, а также постепенного расширения нормы под воздействием системы, все более полно раскрывающейся в историческом бытии языка.
2
Основные правила правописания, основанные на морфологическом принципе русской орфографии — в
большая