Мечтой о счастье не для одного человека, а для всех, для всего измученного русского народа озарен рассказ «Счастье». Никто не знает, как к нему подступиться, и, где оно зарыто,— неизвестно. «Счастья много,говорят герой рассказа, 80-летний пастух,—так много, что его бы на всю округу хватило… На своем веку я, признаться, раз десять искал счастья… И отец мой искал, и брат искал, — ни шута не находили, так и умерли без счастья… Да, так и умрешь не повидавши счастья, какое оно есть…
Кто помоложе, может и дождется. ,.» Сюжет повести несложен.
Дядя везет мальчика Егорушку в гимназию. Все: и степь, по ноторой едет Егорушка, и птиц, и зверей, которые ее населяют, и людей, которые встречаются на пути,— читатель видит глазами маленького героя повести. Наивные впечатления ребенка складываются в единый образ замученной обездоленной России, на широких просторах которой хозяйничают хищники. В повести они предстают в образе купца Варламова. Богатырские силы, необъятные просторы степи-родины придавлены их властыо.
Темен, забит и несчастлив по воле Варламовых русский народ, но и в горькой доле сохранил он душевную красоту и немеркнущую мечту о счастье. Пейзаж в повести «Степь» стал выразителем мыслей и идей автора, он объединил все звенья повести в единое целое. В красоте и лиризме описаний Чехов как бы меряется силой с другим великим певцом родной природы, Гоголем: «Во всем, что видишь и слышишь, чудится торжество красоты, молодость, расцвет сил и страстная жажда жизни; душа дает отклик прекрасной суровой родине, и хочется летать над степью вместе с ночной птицей.
И в торжестве красоты, в излишке счастья чувствуешь напряжение и тоску, как будто степь сознает, что она одинока, что богатство ее и вдохновение гибнут даром, никем не воспетые и никому не нужные, и сквозь радостный гул слышишь ее тоскливый безнадежный призыв: «Певца, певца!» Болью за с родину, гордостью за ее красоту, верой в ее великое будущее пронизана повесть «Степь». «Удалась она или нет, — говорят Чехов о повести «Степь» в письме к писателю Лазареву Грузинскому,— но, во всяком случае, она мой шедевр, лучше сделать не умею».
Повесть «Степь» выдвинула Чехова в число лучших русских писателей. Взыскательный Щедрин назвал ее прекрасной и предсказал писателю великое будущее. Прочтя ее ночью, восхищенный Гаршин едва дождался утра, чтобы сообщить другу: «В России появился новый первоклассный писатель». Художник Репин писал в своих воспоминаниях: «Он (Гаршин) читал наш только что появившуюся тогда, я сказал бы, «сюиту» Чехова «Степь»…
Большинство слушателей—и я в том числе—нападали на Чехова и на его новую тогда манеру- писать «бессюжетные» и «бессодержательные» вещи… Гаршин со слезами в своем симпатичной голосе отстаивал красоты. Чехова, говорил, что таких перлов языка, жизни, непосредственности еще не было в русской литературе». Гаршин и Чехов вошли в литературу почти одновременно. Как писатели они близки не только чутким отношением к человеческому страданию, но и общим пониманием задач искусства: будить совесть людей, «убивать их спокойствие».
- «Если искусство не поможет «перевернуть» жизнь, нужно ли такое искусство?» — этот вопрос в одинаковой степени мучил и Чехова и Гаршина, Но черта людей «гаршинского склада», как их называл Антон Павлович,— «великолепное чутье к боли», уравновешивалось у Чехова волевым характером, выработанной с юных лет привычкой держать себя в руках. Для тяжелобольного Гаршина «чутье к боли» оказалось роковым. Гнетущая обстановка реакции, когда, казалось, все в России покорилось злой воле самодержавия, сломила Гаршина. Писатель, на которого его современники возлагали большие надежды, кончил жизнь самоубийством в возрасте 33 лет, бросившись в пролет Лестницы.
В 1888 году Академия наук присудила Чехову Пушкинскую премию за сборник «В сумерках.». «Премия для меня, конечно, счастье, и если бы я сказал, что она не волнует меня, то солгал бы…
Вчера и сегодня я брожу из угла в угол, как влюбленный, не работаю и только думаю»,писал Чехов Григоровичу. Впервые в истории русской литературы ею был удостоен автор маленьких рассказов, сотрудник «чалой прессы», «Газетные беллетристы второго и третьего сорта должны воздвигнуть мне памятник или, по крайней мере, поднести серебряный портсигар, — писал Чехов Суворину. Я проложил для них дорогу в толстые журналы, к лаврам и к сердцам порядочных людей. Пока это моя единственная заслуга, все же, что я написал и за что мне дали премию, не проживет в памяти людей и десяти лет».
Писатель быстро «к успеху и овациям».. Слава была для Чехова только малой частицей награды за его труд. Литератор: человек обязанный, законтрактованный сознанием своего долга и совестью», — говорил Антон Павлович. Чехов понимал, что как художник он должен помочь людям найти ответ на важнейшие вопросы современности.
Только сознание, что этот долг выполнен, могло стать для него наградой.