Роман «Женский портрет» повествует о молодой американке Изабел Арчер, согласившейся на предложение своей эксцентричной тети мисс Тачит покинуть провинциальный Олбани и погостить в английском поместье Гарденкорт. В семействе Тачитов (экспатриант, старый банкир Тачит и его слабый здоровьем сын Ралф) ум и очарование девушки производят столь сильное впечатление, что покоренный ей Ралф уговаривает отца перед смертью завещать американской бесприданнице целое состояние, чтобы та на правах своего рода аристократки смогла свободно познакомиться с возможностями, которые предлагает современная европейская жизнь.
В Гарденкорте Изабел отвергает лорда Уорбертона, предложившего ей руку и сердце (как раньше она отвергла Каспара Гудвуда, бизнесмена из Бостона). Тем не менее во время путешествия по Италии она попадает в матримониальную ловушку. Мадам Мерль, знакомая мисс Тачит и талантливая интриганка, очаровав Изабел, представляет ее во Флоренции своему бывшему любовнику (и отцу своей внебрачной дочери Пэнси), экспатрианту Гил бету Осмонду. Этот вдовец, жаждущий завладеть деньгами Изабел, пленяет ее своими рафинированными манерами, независимостью суждений, знанием искусства. Выйдя несмотря на предостережение Ралфа замуж за Осмонда и переехав изФлоренции в Рим (там некоторое время живет и наблюдающий за происходящим Ралф), Изабел постепенно познает, сколь деспотичен и мелок ее супруг, не испытывающий теперь к ней никакого подлинного интереса. В Риме Осмонд пытается вместе с мадам Мерль, играя на чувствах лорда Уорбертона (по-прежнему, подобно Ралфу и Каспару, мечтающего об Изабел), женить того на Пэнси. Узнав о тайнах мадам Мерль и Осмонда, Изабел расстраивает этот заговор, отправляется в Англию, где примиряется с Ралфом накануне его кончины от чахотки, а также окончательно выясняет отношения с Гудвудом. В конечном счете она принимает решение вернуться в Рим как из чувства стоического долга, так и ради того, чтобы поддержать безнадежно влюбленную в небогатого молодого человека Пэнси.
В романе имеются все составляющие литературной мифологии Джеймса. К примеру, есть Изабел — олицетворение американскости, идеализма, разочаровавшегося в догматах и нормах, но вместе с тем сохраняющего веру в некий идеал свободной гуманности, идеал вечной, но вместе с тем постоянно перечитываемой и переписываемой каждым человеком Книги жизни. Изабел сама острота восприимчивости, чуткий к фальши ум, с доверием распахнутая в мир невинная душа. В этом смысле она именно женщина, «новая женщина», но никак не «дама».
Есть Осмонд — американский европеец, который всю жизнь не работает и как свободный художник, не желающий связывать себя профессиональными обязательствами, намеренно дилетантски (то есть по-эстетски поверхностно) постигает красоту явлений; он формалист, аристократ по призванию духа, сноб, влюбленный в свои отражения — самим собой установленные условности и привычки. Если Изабел — воплощение свободы и разнообразия опыта, то Осмонд — специфический «пуританин», верный застывшему узору традиции. Не случайно ему столь близок Рим, город Вселенской церкви и апостола Петра (греч. «петрос» — камень), а не город цветов, Флоренция (ит. Fiore — цветок). Он смотрит на мир сквозь своего рода витраж, занавешивает окна шторами, живет то в доме-крепости, горделиво вознесшимся над Флоренцией, то в мрачном готическом палаццо в самом центре Рима.
Есть в «Женском портрете» и свой бостонец — на сей раз современный пуританин, прямодушный деловой человек; он равнодушен к искусству, но сведущ в железнодорожном расписании; попровинциальному ощущает себя чужим в Старом Свете, но как однолюб, слепо верный богам своей любви, способен столь страстно поцеловать Изабел, что ту пронзает, «словно молнией».
Разумеется, в эту среду мнимых и подлинных американцев введены и европейцы — блестящий английский аристократ, неожиданно увлекшийся либеральными идеями, или опустившийся итальянский граф. Европеец в этом пестром космополитическом обществе, где многие персонажи и места их обитания получили от автора «говорящее» имя (Арчер — «стрелок из лука», Пэнси — «анютины глазки», Гудвуд — «хороший лес», Осмонд — фр. «мир костей», Гарденкорт — «садовая лужайка», Рокканера — ит. «черная скала»), и родившийся в Великобритании Ралф Тачит. В лице Изабел он открывает свой Новый Свет. Наделенный чувствительностью, острой наблюдательностью, с одной стороны, и болезненностью — с другой, Ралф становится своеобразным художником, создавшим свою Галатею. Несмотря на положительные качества он одновременно — и змей, искушающий Еву-Изабел яблоком с древа познания, которое она вместе со своей частью наследства бесстрашно принимает, отправляясь из Гарденкорта в падший континентальный мир на поиски «добра» и «зла». Отличается же последний владетель Гарденкорта от собственника Рокканера бескорыстием, умением жертвовать своим эготизмом, верой в продолжение и восхождение жизни, которая ему как смертельно больному человеку необходима. Словом, Ралф творит особый, возвышенный образ любви, «прекрасной дамы», где не находится места реальной Изабел, непроизвольно ранящей всех мужчин своими стрелами, но не желающей быть ни просвещенной леди Уорбертон, ни женщиной Гудвуда.
И все же, повторим, в роли свободного художника и змея-искусителя Ралф, по некоторой иронии, сходен с Осмондом. Сходны они и в том, что как женщина Изабел им не интересна: для одного она источник финансовых средств, «кукла», «всего лишь женщина», экспонат личной коллекции, для другого — возвышенное существо особой крови, требующее если не отеческого надзора, то дружеского совета и наблюдения. Словом, Ралфу Изабел могла бы заменить — и где-то заменяет — равнодушную к нему мать. По-особому звучит то запоздалое признание в любви умирающему Ралфу, на которое отваживается Изабел: «Ралф — брат мой!» .
В романе есть многое, что привлечет внимание самого взыскательного ценителя литературы XIX в.: не только неожиданный римейк готорновской «Алой буквы» (Изабел/Эстер; Перл/Пэнси), не только по-диккенсовски вылепленный образ влюбленного в Пэнси Розье или беккишарповские черты характера мадам Мерль, а также тематические переклички с Х. Ибсеном («Кукольный дом»), но и собственно джеймсовские находки — прежде всего поразительно искусное смещение ракурса повествования, на основании чего У. Д.Хоуэллс даже назвал автора «Женского портрета» метафизиком. Роман вроде бы неуклонно продвигается по направлению к Изабел Арчер. Она переживает свои взлеты и падения, углубляет свой опыт, познает, что такое зло обмана и долг любви… Однако, став фокусом повествования, стянув вокруг себятугой узел проблем и сюжетов, фигура Изабел, на какой-то момент приблизившись к читателю, затем начинает удаляться от него. Да, читатель понимает, инициация состоялась, «крылатая душа», открыв зло жизни и свою обреченность на страдание, стаалдругой.
Но кто теперь эта лучница Арчер? — Жена? Мать? Женщина? Леди? Американка? Европейка? Богиня девственной чистоты? Илита же богиня (Артемида с колчаном стрел), но уже как олицетворение роста и плодородия? Невинна ли она по-прежнему или по-особому испорчена? Горда или смиренна? Любит кого-то, даже себя, или, устрашившись «капканом любви» (формализм Осмонда, «прерафаэлитство» Ралфа, прагматичность Гудвуда, собственное романтическое воображение), не любит? — В объеме всего повествования и его системы отражений читатель этого НЕ ЗНАЕТ. Не знает это и сама Изабел, в заключительной главе романа принимающая решение вернуться в палаццо Рокканера.- Таково как бывечно обновляемое незнание жизни самой себя. И Изабел весьма одинока в своем высокопросвещенном «девичьем» знании-незнании, которое дает одной рукой и отнимает другой.
Но именно такая Изабел, как владеющая всем и ничем, как бескорыстно стоящая на страже свободно льющейся жизни, Джеймсу-писателюближе всего. В этом она эквивалент искусства прозы, своего родизысканной беспристрастности, не готовой выносить спешные суждения и окончательные оценки. Обозначив на всех уровнях «Женского портрета» метафизику относительности, Джеймс создал по сути один из первых символистских романов. В подобномсвойстве в 1881 г. он не мог получить адекватного прочтения и был воспринят как викторианское, чуть ли не дофлоберовское, произведение с непонятной концовкой.