Трилогия произвела большое впечатление на современников, что было вызвано не столько даже оригинальностью авторского представления об этапах развития социума («Сорок вторая параллель» — индустриализация и соответствующий ей подъем профсоюзного движения; «1919» — исторический перелом под влиянием войны и революций; «Большие деньги» — перерастание социальных противоречий в США, которые резко обострила казнь социалистов-анархистов Сакко и Ванцетти, в мировой экономический кризис), сколько своей «архитектурой», получившей, в частности,
Восторженные отзывы Б. Брехта и Ж.-П. Сартра, заявившего в 1938 г., что «Дос Пассос изобрел одну-единственную вещь, искусство повествования <…> Дос Пассос —выдающийся писатель нашего времени».
В трилогии опробованы четыре способа панорамного письма: так называемые «Новости дня», в которых представлены материалы как важные, так и совершенно незначительные (монтаж газетных вырезок, фрагменты заголовков, рекламы и т. п); импрессионистические биографии знаменитых американцев первой четверти века, которые, как правило, делятся на две категории: «строителей» капиталистической системы и ее «мучеников» — профсоюзных деятелей, политических радикалов (Т. Рузвельт, У. Уилсон, Г. Форд, Дж. П. Морган, Юджин Дебс, Большой Билл Хейвуд, Дж. Рид). Трилогия завершается биографией анонимного американского бродяги, пересекающего страну на попутных автомобилях.
Третий тип повествования — портреты вымышленных персонажей, четвертый («Камера обскура») — внутренние монологи автора, написанные ритмической прозой. Чередование повествовательных планов задает ритм трилогии и, по замыслу автора, должно подчеркивать социальную характерность выведенных в ней лиц и персонажей. Однако в объеме всех трех книг романа этот ритм становится монотонным и в конечном счете не выполняет функцию структурного стержня. Без всякого ущерба для целого из трилогии можно извлечь практически любую часть. Это становится очевидным при сопоставлении романа с «Улиссом» Джойса, где стилистика различных повествовательных ракурсов не только сбалансирована, но и является неотъемлемым фоном драматического конфликта полновесных персонажей.
Трилогии «США» со временем было суждено в восприятии читателей стать прежде всего документом эпохи и памятником конструктивистских увлечений леворадикальной части авангарда, как бы проспектом так до конца и не дописанного романа. Впрочем, к концу 1930-х годов Дос Пассос под впечатлением преследования Л. Троцкого, гибели от рук республиканцев в Испании близкого друга, а также заключения советско-германского пакта о новом разделе Европы нашел в себе силы отказаться от верности идеям, которые составили фундамент трилогии. По некоторой иронии, когда в процессе работы над своей второй трилогией «Округ Колумбия» («Приключения молодого человека», 1939; «Номер первый», 1943; «Великий замысел», 1949) Дос Пассос отказался и от прославившей его повествовательной техники, то стал с точки зрения художественного мастерства достаточно заурядным либеральным беллетристом, пишущим на политические темы.
Стремление создать художественный язык особой емкости свойственно не только экспериментальным произведениям Дос Пассоса,
Но и романам Т. Вулфа. В каких-то внешних моментах эти писатели похожи: и того и другого привлекали ритмические возможности потока прозы. Однако если Дос Пассоса ритм часто интересует сам по себе — так сказать, вне личности, в своих живописных аспектах (архитектоника блоков текста, построенная на контрастах, антитезах, «шоковом» воздействии документа), то Вулфа притягивала к себе тайна становящегося бытия, главный масштаб которого — жизнеописание лирического героя.
Написанное Вулфом обращено к «дому» —Америке, знакомой каждому американцу с детства, но так до конца и не познанной. Загадка многомерности мира буквально сводила Вулфа с ума, и он обостренно ощущал борьбу «творческого порыва» с временем. По его признанию, основной вопрос современной культуры заключает в себе нечто религиозное: как извлечь из всеразмывающей реки времени что-то такое, что неподвластно переменам? Способом вулфовского отбора стало художественное переживание собственной биографии, часто стиравшее грань между автором и его «другим я», но вместе с тем силой поэтического чувства укрупненное до символа и притчи. В основе этого свойства вулфовских книг — мощный биографический миф, переплавляющий «жизнь» в «воспитание»,— важнейшее центробежное качество классического западного романа. Одна из главных метафор творчества Вулфа, вынесенная в заглавие его второго романа («О времени и о реке»), емко соответствует как его стихийному романтизму, так и внутреннему напряжению художественной эпохи, нашедшей свои позывные в антиномических образах «ярости» и «шума», «флейты творчества» и «гула бытия», «памяти» и «времени».
История жизни Вулфа — история провинциала, по-фаустовски неукротимо открывающего Город мировой цивилизации и откликающегося на призыв мира быть явленным в слове. Вулф родился в 1900 г. в семье каменотеса, владельца мастерской памятников и надгробий, в Эшвилле, городке горной части Северной Каролины. Он окончил университет штата, где пережил увлечение английской романтической поэзией, а также фольклорной драмой. В 1920—1923 гг. он занимался в знаменитом драматургическом семинаре Дж. П. Бейкера в Гарварде, написал вначале одноактную пьесу, затем — более объемную («Добро пожаловать в наш городок», 1923). Бейкер не без оснований ощутил, что драматург из Вулфа вряд ли получится: меткие в деталях, его пьесы слишком обнажали романтический максимализм автора и напоминали прозу, были по-драматически некомпактными. В октябре 1924 г. Вулф впервые отправился в Европу. Составление биографических заметок, начатое за границей, постепенно переросло в работу над многочастной, но так никогда и не оконченной «песней о себе». Первая часть этой книги, роман «Взгляни на дом свой, ангел», увидела свет в 1929 г.
Затем последовал роман «О времени и о реке» (1935), обстоятельства создания которого описаны писателем в интереснейшем эссе «История одного романа» (1935). После скоропостижной смерти Вулфа от туберкулеза мозга его редактор издал еще два романа, которые к печати самим писателем подготовлены не были: «Паутина и скала» (1939), «Домой возврата нет» (1940).
Четыре романа, около 40 рассказов — все, написанное Вулфом, достаточно цельно. В основе этой целостности — сочиненное на американском материале жизнеописание «художника в юности», постигающего, по выражению Г. Гессе, «дорогу внутрь», познающего себя в творчестве. Этим и обусловлен, как уже говорилось, автобиографизм вулфовской прозы — в той или иной степени все поступки его лирического персонажа (Юджина Ганта в первых двух романах, Джорджа Уэббера — в последующих) имеют реальную основу: в гантовском Атламонте легко узнается Эшвилл, а, к примеру, в профессоре Хэтчере из романа «О времени и о реке» — профессор Бейкер. Как и Стивен Дедалус из джойсовского «Портрета художника в юности», Гант-Уэббер проходит через серию расширяющихся кругов человеческого опыта — семья, ученичество, первая любовь, университет, жизнь в Европе, выход первого романа и т. д., пока не осознает необходимость пройти эти витки вновь, в «миллионный» раз, в писательстве. Художественное расширение сфер опыта шло у Вулфа по принципу лирического нагнетания, в согласии с романтической идеей о постижении макромира через микромир поэтической души, «вечности» —через «песчинку».
Пристальное знакомство с наследием Вулфа убеждает в том, что несмотря на жестокую критику в свой адрес за отсутствие «беллет-ризма» с годами его книги становились все более и более биографичными. Работая над «Паутиной и скалой», Вулф попытался изменить имя героя с Ганта на Уэббера и переписать биографию своего персонажа заново, «вымышленно». Однако отстраненность была все же чужда писателю, и задуманное ему удалось осуществить лишь в объеме первых частей, с тем чтобы фактически вернуться к судьбе Ганта, прерванной в романе «О времени и о реке». В результате продолжением романа стал громадный кусок, написанный в начале 1930-х годов, но в процессе работы над второй книгой о Ганте отброшенный.
Характер автобиографизма у Вулфа не оставался неизменным. Поездки в Германию (рассказ «Хочу сказать тебе», 1937), ощущение неблагополучия в Америке обострили у писателя переживание всеобщности человеческого опыта. Оно воплотилось в желание освоить новый, как он любил выражаться, цикл бытия, поскольку свойственное молодости любование своим художественным даром перестало удовлетворять его. Роман «Домой возврата нет» явился
Сведением счетов с Байроном «в себе» — с «эстетическим Франкенштейном» Юджином Гантом. Отсюда и обращение в романе к теме Америки—судьбе «американской мечты» в ее эпической сути. Мечта для Вулфа — не саморазрушительное в конечном счете материальное изобилие (сцена пожара), а образ демократического братства «открытой дороги» — «там, за холмами», где сохраняется радость понимания людей труда. Поэтому наряду с интересом к теме народа Вулфа привлекает христианская метафора «блудного сына», который мучительно возвращается из «страны далече» юношеского эстетизма во вновь обретенный «дом» духовного единства нации.