Второй круг жизненных испытаний

Болезнь и смерть Базарова. Тургенев еще раз проведет героя по тому же кругу, по которому он совершил один раз свой жизненный путь. Но теперь ни в Марьине, ни в Никольском мы не узнаем прежнего Базарова: затухают его блистательные споры, догорает несчастная любовь. И лишь в финале, в могучей по своей поэтической силе сцене смерти Евгения Базарова, в последний раз вспыхнет ярким пламенем, чтобы угаснуть навек, его тревожная, но любящая жизнь душа.

Второй круг жизненных странствий Базарова сопровождают последние разрывы: с семейством Кирсановых, с Фенечкой, с Аркадием и Катей, с Одинцовой и, наконец, роковой для Базарова разрыв с мужиком. Вспомним сцену свидания Базарова с Тимофеичем. С радостной улыбкой, с лучистыми морщинами, сердобольный, не умеющий лгать и притворяться, Тимофеич олицетворяет ту поэтическую сторону народной жизни, от которой Базаров презрительно отворачивается.

В облике Тимофеича сквозит и тайно светит что-то вековое, христианское: крошечные слезинки в съеженных глазах как символ народной судьбы, народного долготерпения, сострадания. Певуча и одухотворенно-поэтична народная речь Тимофеича – упрек жестковатому Базарову: Ах, Евгений Васильевич, как не ждать-то-с! Верите ли Богу, сердце изныло на родителей на ваших глядючи.

Старый Тимофеич тоже ведь один из тех отцов, к культуре которых молодая демократия отнеслась не очень почтительно. Ну, не ври,- грубо перебивает его Базаров. Ну, хорошо, хорошо!

не расписывай,- обрывает он душевные признания Тимофеича. А в ответ слышит укоризненный вздох. Словно побитый, покидает несчастный старик Никольское. Дорого обходится Базарову это подчеркнутое пренебрежение поэтической сущностью жизни народной, глубиной и (*123) серьезностью крестьянской жизни вообще.

В подтрунивании над мужиком к концу романа появляется умышленное, наигранное равнодушие, снисходительную иронию сменяет шутовство: Ну, излагай мне свои воззрения на жизнь, братец, ведь в вас, говорят, вся сила и будущность России, от вас начнется новая эпоха в истории… Герой и не подозревает, что в глазах мужика он является сейчас не только барином, но и чем-то вроде шута горохового. Неотвратимый удар судьбы читается в финальном эпизоде романа: есть, бесспорно, что-то символическое и роковое в том, что смелый анатом и физиолог губит себя при вскрытии трупа мужика.

Есть и психологическое объяснение неверному жесту Базарова-медика. В финале романа перед нами смятенный, потерявший самообладание человек.

Странная усталость замечалась во всех его движениях, даже походка его, твердая и стремительно смелая, изменилась. Суть трагического конфликта романа удивительно точно сформулировал сотрудник журнала Достоевского Время Н. Н. Страхов: Глядя на картину романа спокойнее и в некотором отдалении, мы легко заметим, что, хотя Базаров головою выше всех других лиц, хотя он величественно проходит по сцене, торжествующий, поклоняемый, уважаемый, любимый и оплакиваемый, есть, однако же, что-то, что в целом стоит выше Базарова.

Что же это такое? Всматриваясь внимательнее, мы найдем, что это высшее – не какие-нибудь лица, а та жизнь, которая их воодушевляет. Выше Базарова – тот страх, та любовь, те слезы, которые он внушает. Выше Базарова – та сцена, по которой он проходит.

Обаяние природы, прелесть искусства, женская любовь, любовь семейная, любовь родительская, даже религия, все это – живое, полное, могущественное,- составляет фон, на котором рисуется Базаров… Чем дальше мы идем в романе… тем мрачнее и напряженнее становится фигура Базарова, но вместе с тем все ярче и ярче фон картины. Но перед лицом смерти слабыми оказались опоры, поддерживающие некогда базаровскую самоуверенность: медицина и естественные науки, обнаружив свое бессилие, отступили, оставив Базарова наедине с самим собой. И тут пришли на помощь к герою силы, когда-то им отрицаемые, но хранимые на дне его души.

Именно их герой мобилизует на борьбу со смертью, и они восстанавливают цельность и стойкость его духа в последнем испытании. Умирающий Базаров прост и человечен: отпала надобность скрывать свой романтизм, и вот душа героя освобождается от плотин, бурлит и пенится, как полноводная река. Базаров (*124) умирает удивительно, как умирали у Тургенева русские люди в Записках охотника.

Он думает не о себе, а о своих родителях, готовя их к ужасному концу. Почти по-пушкински прощается герой с возлюбленной и говорит языком поэта: Дуньте на умирающую лампаду, и пусть она погаснет. Любовь к женщине, любовь сыновняя к отцу и матери сливаются в сознании умирающего Базарова с любовью к родине, к таинственной России, оставшейся не до конца разгаданной для Базарова: Тут есть лес.

С уходом Базарова поэтическое напряжение романа спадает, полуденный зной сменяет белая зима с жестокой тишиной безоблачных морозов. Жизнь входит в будничное русло, вершатся две свадьбы в доме Кирсановых, выходит замуж не по любви, а по убеждению Анна Сергеев Одинцова. Но отблеск трагической смерти Базарова лежит на последних страницах. Со смертью его осиротела жизнь: и счастье вполсчастья и радость вполрадости.

Осиротел и Павел Петрович, ему не с кем спорить и нечем жить: Стоит взглянуть на него в русской церкви, когда, прислонясь в сторонке к стене, он задумывается и долго не шевелится, горько стиснув губы, потом вдруг опомнится и начнет почти незаметно креститься. Так нарастает, ширится в эпилоге романа скорбная тема сиротства, в бледных улыбках жизни чувствуются еще не выплаканные слезы. Усиливаясь, напряжение достигает кульминации и разрешается строками финального реквиема удивительной красоты и духовной мощи. В его строках продолжается полемика с отрицаниями любви и поэзии, с вульгарно-материалистическими взглядами на сущность жизни и смерти, с теми крайностями базаровских воззрений, которые он искупил своей трагической судьбой. Ведь, с точки зрения Базарова-натуралиста, смерть – дело естественное и простое: всего лишь разложение одних форм вещества и переход его в другие формы, а потому и отрицать смерть, по-видимому, бессмысленно.

Однако логика натуралиста оказывается малоуспокоительной – иначе зачем же Базаров призывает к себе любовь и зачем говорит языком поэта? Может ли возмущать нас процесс превращения трупов наших в великолепную растительность полей, а полевых цветов в орган мышления? – задавал вопрос один из учителей Базарова Я.

Молешотт и отвечал так: – Кто понимает эту взаимную зависимость всего существующего, тому она не может быть неприятной. Тургенев спорит с таким воззрением на жизнь человека, которое сродни великому спокойствию равнодушной при-(*125)роды. Поэтическое, любящее существо – человек не может смириться с бездумным отношением к гибели неповторимой и не заменимой никем человеческой личности.

И цветы на могиле Базарова призывают нас к вечному примирению и к жизни бесконечной, к вере во всесилие святой, преданной любви. Искупая смертью односторонность своей жизненной программы, Базаров оставляет миру позитивное, творческое, исторически ценное как в самих его отрицаниях, так и в том, что скрывалось за ними. Не потому ли в конце романа воскрешается тема народной, крестьянской России, перекликающаяся с началом. Сходство двух этих картин очевидно, хотя и различие тоже: среди российского запустения, среди расшатанных крестов и разоренных могил появляется одна, которую не топчет животное: одни птицы садятся на нее и поют на заре.

Герой усыновлен народной Россией, которая помнит о нем. Две великие любви освящают могилу Базарова – родительская и народная… Итог тургеневского романа не похож на традиционную развязку, где злые наказываются, а добродетельные вознаграждаются. Применительно к Отцам и детям отпадает вопрос о том, на чьей стороне безусловные симпатии или столь же безусловные антипатии писателя: здесь изображается трагическое состояние мира, по отношению к которому всякие однозначно-категорические вопросы теряют смысл.